23 февраля – день памяти погибших во время сталинской депортации

Как известно, Сталин оперировал миллионами: десятки миллионов советских граждан были посланы на смерть в ГУЛАГ и другие подобные места. Частью этой беспрецедентной политики, этого не умещающегося в сознании числа, стали более полумиллиона чеченцев, а также сотни тысяч представителей других народов, большинство из которых горцы Северного Кавказа. Всего во время сталинской акции, которую теперь называют «депортацией», пострадало 13 народов СССР. 
В сталинском приговоре это звучало так: «Поскольку население республики оказало поддержку нацистской армии, Коммунистическая партия и Советское правительство решили переселить всех чеченцев и ингушей…» Хотя известно, что нога немецкого солдата не переступала границ Чечено-Ингушетии, переселяли весь чеченский народ; за чеченцами охотились по всему Советскому Союзу. Даже тех, кто защищал Советскую Родину, в разгар боев предоставляя увольнительную, арестовывали и угоняли в Казахстан, в Киргизию, в Сибирь... В истории чеченского народа эта депортация с полным правом называется третьим геноцидом чеченцев в соответствии со всеми определениями геноцида.
По свидетельству одного из ветеранов Второй Мировой войны Бориса Машалова, которому в то время еще не было 19 лет, и который в составе своей дивизии был послан на Северный Кавказ, естественно не зная до последней минуты для чего, - это происходило так: 
«Нас по тревоге разбудили в час ночи и приказали оцепить большую площадь в каком-то городке, (он или не знал, или не запомнил названия – В. П.) Потом, по двое военных с автоматами наперевес входили в каждый чеченский дом, зачитывали приказ Коммунистической партии и выгоняли людей на площадь. Там было столько детей! Они все плакали, кричали, ночью, в мороз! Это было ужасно, невинные дети, со сна, ночью!»
Людей погружали на грузовики без сидений, без отопления и везли в Грозный для пересадки в товарные эшелоны. Картина того что происходило в Грозном, хорошо описана в книге профессора Данлопа «Россия и Чечня; корни сепаратистского конфликта»: «Рассвет 23 февраля предвещал ясный, безоблачный день. В Грозном созывали жителей на празднование 26-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На трибуне появился заместитель командира полка. В короткой сухой речи он огласил приговор. Ошарашенная, замершая от ужаса толпа во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на пункты сбора... Местные руководители и чиновники разделили впоследствии общую судьбу».
Были и более страшные эпизоды при депортации. По книге того же Данлопа: 
– «В некоторых районах людей убивали. Так, все жители аула Хайбах – более 700 человек – по приказу полковника НКВД (Гвешиани – В. П.) были сожжены живыми». В качестве сравнения, я приведу отрывок из книги Симона Визенталя «Подсолнечник», которая служит потрясающим свидетельством из еврейского холокоста. В книге приведена исповедь и мольба о прощении умирающего немецкого эсэсовца: 
– «Нам говорили, что в евреях – причина всех наших несчастий. Они стараются взять власть в свои руки. В них причина войны, нищеты, голода и безработицы». 
Этот умирающий 22-летний немец продолжал: 
«Нам дали приказ и мы направились к столпившейся массе евреев. И в этой толпе я видел много детских глаз, которые смотрели на нас глазами, полными страха. Некоторые тихо плакали. Мужчин было мало. В основном там стояли женщины и седобородые старики. Подъехал грузовик с баками бензина, которые мы разгрузили и внесли в дом. Мужчинам-евреям было приказано занести баки на верхний этаж. Они послушно исполнили приказ: апатично, безвольно, как автоматы. Потом мы начали загонять евреев в дом, хлыстами, оскорблениями, пинками. Дом был небольшой, всего три этажа. Я не верил, что туда можно загнать всю эту толпу. Но через несколько минут на улице не осталось ни одного еврея. Потом дом заперли, а напротив установили пулемет. И тогда мы отошли на несколько метров, и последовала команда снять предохранители с ручных гранат и бросать их в окна дома. Взрывы следовали один за другим. Боже мой!...» 
Конец истории можно не описывать. Страшнее ли этот акт, чем тот, что был совершен в чеченском ауле Хайбах примерно в то же время?
И это еще не все. 
«В других чеченских аулах людей топили, расстреливали, забрасывали гранатами. Жителей отдаленных аулов заставили двое суток брести пешком под надзором НКВД по заснеженным горным тропам. Всем больным и престарелым было приказано остаться (якобы для лечения, после чего они будут воссоединены со своими близкими), но около 300 человек загнали в колхозный сарай и сожгли живыми». 
Известен ли истории хоть один солдат из тех, кто совершал ЭТО, и который бы раскаивался, как тот немецкий солдат?
Это было только началом депортации. В транспорте, который двигался почти месяц в Казахстан, по сводкам и донесениям погибли до 50% всех чеченцев и ингушей, в основном детей – от голода, холода и эпидемии тифа: «На коротких, глухих стоянках, на безлюдных разъездах, возле поезда, в черном от паровозной копоти снегу, хоронили трупы. Не разрешалось отходить от поезда более чем на 5 метров – стреляли на месте». 
Только в первые 2-3 года в Казахстане погибло до 20% переселенцев: «Самый страшный удар Чечено-Ингушскому народу был нанесен в первые 2-3 года, когда голод и ужасные болезни вынуждали хоронить тысячами своих соплеменников в среднеазиатских степях». Этим погибающим людям поставили клеймо «бандиты», как теперь им ставят клеймо «террористы». Но ведь тактика шельмования и клеймения народов повторяется и ныне. Если Гитлер поставил клеймо «неполноценные» всему еврейскому народу, то Сталин поставил клеймо «враг народа» миллионам советских граждан. 
Кстати, клеймо «террорист» далеко не новшество. Я позволю себе напомнить, когда в 1952-53 году разразилось знаменитое дело врачей, то вот что писала коммунистическая пресса: «Большинство участников ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ группы (Вовси М. М., Коган Б. Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Э. и др.) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую ТЕРРОРИСТИЧЕСКУЮ и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и в Советском Союзе».
Таким образом, история неумолимо повторяется в самых своих страшных проявлениях, и человечество, вернее те, кто им правит, к сожалению, не извлекает из нее никаких уроков. А за небрежение и забывчивость история жестоко карает, но беда в том, что страдают в первую очередь народные массы, а не правители, когда должно быть наоборот.
Виктория ПУПКО, Бостон, США
От депортации – к геноциду!

В то время как десятки тысяч чеченцев проливали кровь в борьбе с фашистами, их близких за одну ночь, 23 февраля 1944 года, погрузили в вагоны-коровники и отправили в Среднюю Азию и Сибирь. Там людей выгнали в голую степь на мороз и бросили на произвол судьбы. Известно, что планировалось утопить депортированных чеченцев и ингушей в Каспии, сбросив эшелоны с паромов. Затем от этого дикого замысла власти отказались, решив просто высадить вайнахов в снежных степях, чтобы они сами перемерли от голода и холода. Тех, кого при выселении трудно было транспортировать – больных, немощных – уничтожили еще в горах. В сердце народа стучит пепел заживо сожженных в горном ауле Хайбах сотен его жителей, среди которых были и грудные младенцы. Еще дымились обгоревшие трупы, а в Москву летело сообщение:
«Наркому внутренних дел СССР товарищу Л. П. Берия.
Только для Ваших глаз.
Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции «Горы» вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах.
Г. Грозный, УВД, полковник Гвешиани».

И из Москвы:

«За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах Вы представлены к правительственной награде с повышением в звании. Поздравляю.
Нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия».

«От имени ВКП(б) и Комитета Обороны СССР объявляю благодарность всем частям и подразделениям РККА и войск НКВД за успешное выполнение важного правительственного задания на Северном Кавказе.
И. Сталин».

Свидетельские показания спустя годы давали люди, случайно уцелевшие и впоследствии оказавшиеся в Казахстане. Вот подробности из показаний Ахмеда Мурадова, которые он давал во время расследования, проводившегося представителями ЦККПСС и Главной военной прокуратурой: 
«Свидетель Ахмед Мурадов. Родился в 1892 году в селении Нашха Галанчожского района, чеченец, неграмотный, семейный. Судим в 1946 году по статье 59-3 УК. Приговорен к 8 годам лишения свободы». Далее идет запись показаний: 
«Жил я в ауле Тийста, недалеко от села Хайбах. Наши селения были рядом, если крикнуть, можно было услышать друг друга. В феврале 1944 года всех жителей Тийста повели в Хайбах. Это была среда. Остались только больные, старики и ухаживающие за ними молодые. Я со своей семьей из восьми человек тоже остался: у нас все болели тифом.
В воскресенье мой маленький восьмилетний сын вылез из дома через окно, чтобы принести воду: обычно более здоровые члены семьи ухаживали за тяжелобольными. Сын принес воду и сказал, что в Хайбахе раздаются выстрелы, лают собаки и над селом стоит большой клуб дыма.
Вскоре в окно нашего дома выстрелили из какого-то тяжелого орудия. Часть стены обвалилась, и на меня упали куски сухой глины. Я сказал детям, что за нами наблюдают и выходить на улицу нельзя.
Вечером я увидел, что к дому идут несколько человек военных. В дом зашли пятеро, остальные остались во дворе. В одной руке у них были пистолеты, в другой кнуты. Среди них был русский, низкий, черный, который знал чеченский язык. Его звали Григорий. До этого я видел его несколько раз в селах Галанчожского района. Он тоже знал меня. Я сказал ему по-чеченски: «Мы знакомы. Ты должен выслушать меня. Мы не можем никуда идти, потому что больны. Мы бы пошли за своими родственниками, но после выздоровления. Если вы хотите заставить нас идти силой, то это невозможно. Не мучайте нас».
Я просил его не применять по отношению к нам насилия и перевести на русский язык то, что я ему сказал. Григорий улыбнулся и сказал: «Ничего не знаю».
После этого двое схватили меня за плечи и вывели во двор. Я услышал приказ: «Расстрелять». Рядом со мной был мой брат Умар. Я сказал ему по-чеченски: «Не смей злить их, они могут причинить зло».
На меня направили винтовку, раздался выстрел. Меня отбросило в сторону, и я упал. Пуля пробила нижнюю челюсть. Потом стоящий рядом военный нажал на курок и выпустил в меня почти весь диск автомата. Но и после этого я еще слышал и видел, как ко мне подошел третий военный. Он сзади проткнул мне штыком спину. Кончик штыка вышел спереди, через ребра. Я видел этот заостренный кусок металла, торчавший из груди. Когда штык входил в мое тело, было очень больно. Было больно и потом, когда обладатель штыка вынимал его. Эту острую, пронизывающую боль я ощущаю и сейчас.
Но сначала, не вынимая штыка, меня потащили к обрыву и сбросили туда. Меня тащили штыком, как галошу палкой. На дне обрыва я потерял сознание.
Расстреляли и всех остальных членов моей семьи: мать Ракку, сестру Зарнят, брата Умара, сыновей – Ахъяда восьми лет, Шахьмана и Увайса шести лет, восьмилетнюю племянницу Ашхо...
В членов семьи военные почему-то произвели только по одному выстрелу: то ли экономили пули, то ли оставили их для того, чтобы моя семья мучилась. Шестеро из них умерли сразу после расстрела. 
Когда я пришел в сознание, то первым делом стал взывать к Аллаху, прося о помощи. Правая рука у меня была пробита автоматной очередью, челюсть висела, так как была перебита выстрелом из винтовки. Вокруг было тихо. Я попытался подняться. К моему удивлению, я смог передвигаться: видно Аллах помог мне.
Я дополз до своего двора, где лежала моя убитая семья. Все они, кроме дочери, были в одном месте. В живых остался сын Шахьман. Он узнал меня и сказал: «Апи, мне больно». Больше он ничего не сказал. Я не мог ему что-либо посоветовать или утешить, так как не мог разговаривать.
Я не мог найти тело дочери. Сын меня звал: «Апи!». Я прочитал отходную молитву Ясин, заполз в дом, нашел одеяло и накрыл трупы, чтобы звери не растаскивали их. Кроме того, сделал пугало для мышей и собак, чтобы они не трогали их. Сам заполз в дом и лег там: я знал, что могу умереть в любое время, и хотел сделать это по-человечески.
Но я не умирал. В доме было накурено солдатами, и стоял сильный запах табачного дыма. По мусульманским обычаям нельзя курить и пить, а умереть в табачном дыму – это грех, и Бог не простит.
Я выполз из дома, нашел яму, которую можно было приспособить себе под могилу, лег в нее и начал сыпать на себя землю здоровой рукой. Таким образом я хотел встретить смерть в могиле. Сколько сыпал на себя землю, я не знаю. Незаметно, словно засыпая, я потерял сознание. Через некоторое время я вновь пришел в себя. Во дворе я увидел солдата и вновь закрыл глаза: он бы добил меня, если бы обнаружил.
По моим подсчетам, я провел в этой яме трое суток. Я понял, что умирать мне еще рано, если я не умер в течение этих трех суток. Я попытался выползти из ямы. Плечо мое сильно опухло, перебитая челюсть висела, простреленная рука тоже.
Я дополз до горы, это примерно метров 60-80. Забрался на нее, чтобы меня кто-нибудь увидел. Вдруг я услышал, что сзади кто-то идет. Издалека я увидел, что это был не военный, так как на голове у него была чеченская папаха. В стороне, в лощине, резвились на лошадях солдаты: смеялись, кричали и что-то весело рассказывали друг другу. Другая часть военных гнала куда-то скот. Я подумал, что они все равно растопчут меня лошадьми.
Тот человек, который шел в мою сторону, меня не видел, и когда он стал проходить мимо меня, я скатил с горы камень, чтобы он обратил на меня внимание: крикнуть-то я не мог. Тот заметил меня и подошел. Это оказался мой дядя Али, который искал меня. Он нашел все трупы членов моей семьи и теперь занимался моими поисками.
Я дал понять дяде, что мне нужно положить что-нибудь между челюстями, чтобы я мог двигать языком и разговаривать. Дядя положил мне между верхними и нижними зубами щепку. Теперь я мог говорить. Отвечая на вопросы, он рассказал, что его преследовали военные и дважды сделали прицельные выстрелы. До выстрелов, преследуя его на конях, они пытались зарубить его шашками, но шашка скользнула по костям черепа и разрезала кожу на голове, не затронув кость. Содранная кожа отвисла и свернулась. Вместо волосяного покрова на его голове виднелся белый слой подкожной ткани. Дядя спасся от военных, бросившись с обрыва. Я сказал ему, что один он не сможет помочь мне, и попросил поискать кого-нибудь еще. Дядя ушел и через некоторое время вернулся с моим зятем Пособи, мужем моей сестры. Он был сыном Виситы Анзорова, ставшего впоследствии абреком. Сестра вышла за Пособи, когда его отец еще не был врагом Советской власти. Это впоследствии Висита Анзоров был признан властями главарем банды.
Пособи был хорошо вооружен. Он спросил у меня, что ему теперь делать. Я попросил его, чтобы он привел видневшихся неподалеку быков, поискал сани и на санях отвез меня и дочку, которая осталась жива, в безопасное место. Пособи так и сделал. Потом отвез и спрятал нас в пещере. Он завесил вход одеялом, разжег костер. Дочь умерла на четвертый день, и мы ее похоронили.
В этой пещере я находился более девяти месяцев. Потом меня перевели в другое место. Летом 1945 года в горы приехали известные шейхи Яндаров и Арсанов. По их призыву чеченцы, которые бродили в горах, стали сдаваться властям. Их отправляли в Казахстан и Киргизию. Меня после всех испытаний перевезли в село Рошни-Чу, где я прожил более восьми месяцев, залечивая раны.
После, когда я выздоровел, меня выслали в Казахстан, в город Алма-Ату. Там я проживал среди земляков, устроился на работу. Однако через шесть месяцев, в сентябре 1946 года, меня арестовали и осудили на восемь лет лишения свободы за «пособничество бандитам».
После смерти Сталина чеченцы обратились в Москву с просьбой создать комиссию по установлению виновных в трагедии села Хайбах, где были сожжены заживо 718 человек - стариков, женщин и детей. Благодаря Н.С. Хрущеву такая комиссия была создана. Однако никаких мер к виновникам она не приняла, хотя факты были налицо.
«Какая чудовищная несправедливость! Только на войне возможна жестокость, когда противостоят на равных противники с оружием в руках, но когда перед тобой мирные старики, женщины, дети! Но молчало сердце палача-истязателя, совесть ушла, чтобы не слышать ничего. Так система крушила и переламывала все, что было в людях достойного. Не дай Аллах, чтобы подобное повторилось с каким другим народом!» – писал об этой трагедии Зайнди Шахбиев.
В то время, когда лучшие сыны Чечни отдавали жизни, защищая страну от фашистов, чеченский народ, брошенный в снежных степях Сибири и Средней Азии, умирал от голода, холода и болезней. Если царь Николай I ставил задачу «покорения или истребления непокорных горцев», то Сталин решил эту задачу самыми варварскими способами, так, что в некоторых местах ссылки некому было даже хоронить покойников. Тела лежали неубранными до весны. Когда земля оттаивала, их закапывали. За малейшую провинность человека арестовывали. Например, депортированным было запрещено переезжать не только из города в город, но даже с одной пригородной станции на другую. За нарушение этого режима давали пять лет тюремного заключения. Все, кому исполнилось шестнадцать лет, дважды в месяц должны были отмечаться в комендатуре. Единственным человеком, который не признавал этих законов, была чеченка по имени Матуса. Ее боялась милиция, перед ней отступали и власти. Она ездила по всей Средней Азии, притом без билета, и не было силы, которая могла бы остановить ее. Матуса помогала людям находить друг друга. Заставляла их, особенно женщин, соблюдать чеченские традиции, обычаи, беречь нравственные устои.
Долгих тринадцать лет чеченский народ был лишен возможности развивать свою культуру, искусство, литературу. Талантливая эстрадная певица Марьям Айдамирова, впоследствии заслуженная артистка РСФСР и народная артистка Чечено-Ингушской АССР, вынуждена была петь только на казахском языке. А когда она однажды по просьбе земляков исполнила песню по-чеченски, ее арестовали и держали в тюрьме целый месяц. Композитор и музыкант, любимец народа гармонист Умар Димаев зарабатывал на жизнь, играя на чеченских вечеринках и свадьбах. Знаменитый ныне танцор, всемирно известный Махмуд Эсамбаев, исполняя в то время ведущие балетные партии, не мог выехать с Киргизским театром оперы и балета на гастроли за пределы Киргизии, так как был спецпоселенцем.
Долгих тринадцать лет чеченцы влачили жалкое существование и несли на себе клеймо народа-бандита. Больше половины их осталось навечно лежать в земле Казахстана. В 1956 году ссыльных коснулась хрущевская оттепель, им разрешили вернуться на родину. Распродав все свои пожитки, чтобы нанять те же вагоны-коровники, чеченцы устремились домой. Тогда, не желая признавать факт геноцида, власти старались представить депортацию чуть ли не благом. Говорили, что чеченцы в ссылке обогатились, вывозят ценности. Я написал стихотворение «Черные дни», ставшее вскоре любимой песней всех депортированных народов. Слушая ее, многие вспоминали пережитое и не могли сдержать слез. Лучший исполнитель этой песни, «певец свободы», как его называли в Чечне, Имам Алимсултанов, был расстрелян в упор из автомата в Одессе агентами российских спецслужб. Но звучит голос Имама, и песня живет. Она бросает обвинение и шлет проклятие тем, кто истреблял целые народы.
Известный казахский поэт Олжас Сулейменов писал:
«Всякий раз, когда я посещаю казахов, нашедших вечный покой на своей родине, я нахожу и могилы замученных на моей земле вайнахов. Их здесь более 300 тысяч - целая страна, в которой для мертвых нет различия по национальности. Я молча стою над могилами, а перед глазами возникают образы людей, пришедших на мою родину оболганными и униженными. Но не сломленными! С высоким и ничем непоборимым чувством чести и истинно человеческого достоинства.
Потом были годы взросления и постижения простой, но тщательно скрываемой от нас истины: не врагами были вайнахи, но жертвами, как и многие мужчины и женщины моего народа, не побоявшиеся говорить правду и жить по совести и собственному уму в стране, где правили зло и ложь. Это было по тем временам достаточно, чтобы лишить их свободы и жизни, оболгать перед родными и близкими, вытравить память о них, как казалось палачам, навсегда.
Вайнахи – народ, лишенный свободы и родины, тоже, казалось кому-то, навечно. Но только не сынам и дочерям этого народа, которые не мыслили себя без родины. И они вернулись на свою историческую родину, обретя и другую землю, ставшую, пусть насильно, через кровь и слезы, но родиной для целых поколений вайнахов.
Знаю, что память ваша кровоточит. Знаю и то, что умолчать, забыть произошедшую трагедию нельзя, ибо это будет преступление перед памятью, сопоставимое с постигшим вайнахский народ несчастьем.
Так пусть же прозвучит Правда!
Пусть стоны и слезы невинно погибших, ворвавшись в ваши сердца и обретя в душах и сознании вашем свой отзвук, очистят их. Очистят во имя будущего, в котором не должно быть, не будет повторения недавнего прошлого!» 
Из книги Мусы ГЕШАЕВА «Знаменитые Чеченцы».

***
Наши судьбы связались в железную сеть – 
Сотни раз посылали нас голыми – в смерть.
Жернова всех историй мололи нас в пыль – 
Но мы вновь подымались, как вещий Шамиль!
Нас сжигали в сараях, гноили в степях, 
Из родимого края нас гнали в цепях.
Беспощаден был бой, краток был разговор,
В стариков и детишек стреляли в упор...
Имена палачей наших наперечет 
Знаем мы, потому что их время придет!
Мы за все им отплатим отныне и впредь – 
Пусть сто раз посылают нас голыми – в смерть,
Пусть сто раз в нас стреляют, стирают с земли,
Час придет – мы в глаза поглядим им в упор
И коротким как вздох будет наш приговор!
Пусть припомнят они, прежде чем умереть,
Как они посылали нас голыми – в смерть...

Автор неизвестен

В планах русистов очередное выселение чеченцев

Г-же Николь Фонтен 
– Председателю Европарламента

Лорду Рассел-Джонстон 
– Президенту Парламентской Ассамблеи Совета Европы

Г-ну Мирцеа дан Геоана 
– Председателю Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе

ЗАЯВЛЕНИЕ

Коварная ссылка 23 февраля 1944 г.
В этот день власть коммунистов под руководством заместителя комиссара российской госбезопасности генерала Серова сослала в Казахстан и Среднюю Азию абсолютно всех чеченцев, также и представителей их партийной и коммунистической власти, воевавших на советско-германском фронте солдат чеченцев. 
В январе 1944 г. в Чечению были введены войска НКВД, переодетые в форму фронтовиков. Эти войска якобы прибыли с фронта для отдыха и на маневры. Чеченцы внезапно и коварно были погружены в полученные по лендлизу из США новые грузовики «Стадебеккер» и «Шевроле», перевезены на находящиеся на вокзале грузовые вагоны и вагоны для скота. Семье разрешалось за 1 час собраться и взять с собой только 100 кг вещей.
Планы ссылок во время первой войны против Чечении
1 декабря 1994 г. премьер Российской Федерации В. Черномырдин подписал распоряжение № 1887-р о том, что люди будут эвакуированы из Чечении в Астрахань, Волгоград, Оренбург, Саратов, Ульяновск, подготовлено их распределение для постоянного проживания и трудоустройства. Эти планы потерпели крах.

Опыт истребления 1944-1954 гг. – для сегодняшних дней
Анатолий Куликов, депутат Государственной Думы Российской Федерации и министр внутренних дел Российской Федерации во время первой войны против Чечни, в начале 2000 г., Виктор Крохмал, заместитель уполномоченного президента России в Южном федеральном округе Виктора Казанцева, в декабре заявили, что против чеченских «бандитов» будет применен опыт карательных операций НКВД и МГБ, оправдавший себя в 1944-1954 гг. на Украине, в Эстонии, Латвии и Литве. Это означало: убийство 60 000 участников сопротивления, массовые ссылки людей, аресты, преследования, конфискация имущества, жесткая полицейско-разведывательная власть и т. п. Таким образом в этих странах было сломлено национально-освободительное движение.

Переселение чеченцев–нефтяников в 2001 г.
Виктор Илюхин, депутат Государственной Думы России, 10 января сего года сообщил, что заместитель уполномоченного президента России в Уральском федеральном округе Сергей Собянин готовит план по переселению чеченцев в Тюменскую область. Эта власть объясняет, что из Чечении сюда привезут 15000 нефтяников. Включая членов их семей, это составило бы 70000 человек.

Возможность повторения коварства 1944г.
В настоящее время в 200 населенных пунктах Чечении, где нет ни казарм, ни других условий, Россия собирается дислоцировать военные гарнизоны, составленные из подразделений полиции, органов безопасности и армии. Существует вероятность, что их используют для проведения ссылок. Это мнение высказал в январе президент Чечении А. Масхадов. Российская власть лживо объявит, что с целью защиты людей от террористов и обеспечения лучших условий жизни чеченцы временно будут переселены в Тюменскую область. Это на 1400 км севернее и за 2700 км восточнее от Чечении.
Мы просим Вас перед лицом угрожающих исторических параллелей и современности, когда ведется истребительная колониальная война России против чеченского народа прибегнуть к мерам: 
1. Рассмотреть и дать оценку российским замыслам по ссылке чеченцев. 
2. Пригласить в свои структуры законных представителей чеченского народа и выслушать их мнение.

Генеральный секретарь организации «Литва-Чечения» 
Альгирдас Ендрюкайтис,
22 января 2001 г.

Письмо Алексея Костерина Хрущеву

Бывшая Терская область, особенно Чечено-Ингушская республика, мне хорошо известны и особенно дороги, потому что здесь я принимал активное участие в первые годы борьбы за Советскую власть. Именно в эти годы я узнал и полюбил народы чеченцев и ингушей, с которыми пришлось делить и горечь поражений, и гордость победоносных достижений.
Узнав о выселении чеченцев и ингушей из родных долин и ущелий, переживал это народное бедствие с большей остротой, чем свое личное несчастье – тюрьма, лагерь, ссылка. А их политическую реабилитацию и создание Чечено-Ингушской Республики воспринял как личный праздник и радость по поводу возврата к принципам подлинно ленинской национальной политики. В дни 40-летия Советской власти я счел своей обязанностью выехать в вновь возрожденную Чечено-Ингушетию. Мои впечатления от поездки настолько противоречивы, что не дают возможность рассказать о них в обычном газетном очерке. Но рассказать надо.
С тем, что испытали чеченцы и ингуши при выселении и ссылке, рассказывать не имеет смысла. В ЦК, несомненно, имеются более полные и более точные и разносторонние материалы. Меня в первую очередь поразила очень мало потускневшая обида, которую до сих пор ощущают и переживают чеченцы и ингуши, за те оскорбления, за те физические лишения, перенесенные ими за годы ссылки. И у интеллигенции, и у простых людей, у партийных и беспартийных, молодых и пожилых свято хранятся в памяти годы борьбы с российской контрреволюцией. В те годы Чечено-Ингушетия потеряла десятки аулов, на кладбищах выросли целые рощи шестов с флажками – знаков смерти в бою с белогвардейцами. Так, например, аул Алхан-Юрт только за два дня боя в апреле 1919 года потерял до 500 человек убитыми, а весь аул был ограблен и уничтожен. Память о славном прошлом, о тех годах, когда Чечня и Ингушетия с помощью русских товарищей, под знаменем нашей партии начала развивать национальную культуру, социалистическую по содержанию, – эти годы на века вошли в душу народа. И они не искоренились. А годы тяжелого изгнания еще более повысили значимость прошлого.
Возвращение горцев было актом мудрости ленинской национальной политики партии и величайшей гуманности. Как же шло и идет возвращение изгнанников, реабилитация оскорбленных народов? Надо было, во-первых, подготовить русское население к предстоящему возвращению чеченцев и ингушей в родные селения. Эту подготовку под непосредственным руководством секретаря обкома КПСС Яковлева начали с передвижки воинских частей в те районы, куда приезжали изгнанники. И вообще Яковлев открыто заявляет, что возвращение чеченцев и ингушей – большая ошибка. При такой принципиальной политике обкома, естественно, русское население не только не было подготовлено к встрече изгнанников, но среди него широко развилось и укрепилось обывательское мнение и убеждение, что вообще чеченцы и ингуши – бандиты, воры, пособники Гитлера и пр. пр. Никакого противодействия этой провокационной болтовне ни партийные, ни советские органы не давали и не дают. Не было проведено и организационных мероприятий по встрече изгнанников. Ехали десятки тысяч семей – мужчин и женщин, стариков, детей и никакой встречи организовано не было. Их встречали только усиленные воинские части, милицейские мероприятия. А в результате народ нес жертвы – усилилась смертность, особенно детская.
С чечено-ингушской массой, разбросанной по Казахстану и Киргизии, тоже не было проведено ни агитационной, ни пропагандистской, ни организационной работы. Обком, руководимый Яковлевым, выполняет решения 20 съезда партии и ЦК таким образом, чтобы создать почву для дальнейшего межнационального конфликта. Так ряд ингушских селений – Базоркино, Ангушт и ряд других остались в границах Осетии. Зная о давней ингушско-осетинской вражде, почти погасшей в 20-х годах, это значит посеять национальную рознь там, где ее не было даже во время царизма.
Чеченцев пытаются подселять к казакам Сунженской и Терской линии, т. е. опять-таки разжигается полузабытая вражда казаков и чеченцев. То же самое на границе с Дагестаном. Там ряд селений заняты аварцами. К моменту прибытия чеченцев и ингушей аварцы не были выселены. Чеченцы расселились с семьями около своих же домов на снегу и затем за свои собственные деньги покупали у аварцев свои же дома. Все велось и ведется таким образом, чтобы вызвать эксцессы со стороны изгнанников и против партийно-советских мероприятий, и против тех, кто заселил их селения –осетин, аварцев, грузин, русских. И эти эксцессы были, есть, и, к сожалению, будут, если не изменится позиция и практика обкома партии по отношению к изгнанникам, если руководящие работники не поймут полностью ленинской национальной политики.
Организация Чечено-Ингушской республики удачно совпала с подготовкой к 40-летию Октябрьской революции. Восстановив политическую правду первых лет революции в бывшей Терской области, обком партии нашел бы превосходный материал для цементирования дружбы между чеченцами и русскими, ингушами. Однако в подготовке к 40-летию шел по обычной бюрократической тропе с оглядкой «как бы чего не вышло», с чем или о ком разрешено говорить, а с кем или о чем нельзя говорить.
Я, активный участник революционной борьбы на Кавказе. Еще в феврале текущего года я послал в обком повесть о первых годах революции в районе Грозного, и, главное, просил указать, в каком виде требуется мое участие в подготовке к сорокалетию. Обком молчал три месяца. Я вежливо напомнил о своем предложении. И опять 2 месяца молчания. Тогда я попросил ЦК партии напомнить обкому о необходимости хотя бы соблюдать простую вежливость. Только после этого обком сообщил, что моя повесть включена в план 1958 года, а о моем участии в подготовке 40-летия ни слова. И в то же время все грозненские организации широко пользовались услугами наглых спекулянтов или ловцов лавровых венков, не имеющих на то достаточных данных (Кучин, Михайлик, Привелов). В 1922 году Кучину было 12 лет, Михайлик – эсер, Привелов – рядовой самообороны.
В результате усилий этих, с позволения сказать, «ветеранов» в Грозном создана пьеса «Это было в Грозном» и в дни 40-летия поставлена в грозненском драмтеатре. И содержание пьесы, и ее постановка в грозненском драмтеатре – свидетельство позорного отношения обкома партии к истории революционной борьбы в Грозном и прилегающих районов, его непонимания сложности борьбы и партийной работы, которая велась здесь под руководством Кирова, Орджоникидзе, Анисимова, Гикало, Шерипова и многих других, сложивших кости за дело революции. Это незнание и непонимание прошлого, бюрократическое отношение к решениям 20 съезда и привело к тому, что ряд действий обкома оскорбляет национальные чувства и достоинство чеченцев и ингушей. Так, все горцы знают, что их выселение с Кавказа последовало по распоряжению Сталина и проведено жесточайшими мерами Берия. Хорошо помнят чеченцы и высказывание старого «покровителя» Кавказа времен Николая генерала Ермолова. Он в те времена сказал: «Я добьюсь того, чтобы не было ни одного чеченца». И пытался сделать это – сотни тысяч чеченцев живут сейчас в Турции и Сирии.
Уважая чувства глубоко оскорбленного народа, надо бы некоторые имена убрать с улиц и площадей города, хотя бы в музей. Нет, сброшенный памятник Ермолову был опять восстановлен, а в дни 40-летия улицу Красных фронтовиков переименовали в ул. Имени Сталина, а память о прошлом была уничтожена и уничтожен памятник Асланбеку Шерипову, стала безымянной и площадь Гикало, исчез памятник партизанскому отряду.
Я спросил секретаря Назрановского райкома партии, известно ли ему, когда возникла ингушская организация коммунистической партии, и кто был ее основателем. Он этого не знал. Не знает и обком партии и не интересуется историей борьбы нашей партии за горскую бедноту, за отрыв от засилья кулаков и мулл. Но нельзя вырвать из памяти народа страницы его славного прошлого, нельзя вырвать имена его героев. Народ о них слагает песни и легенды. Чечено-ингушский народ и те русские, которые вместе с ними боролись с белогвардейцами, помнят свое прошлое и очень его ценят. Я спросил секретаря обкома Фоменко, ведающего отделом пропаганды, известна ли ему могила Асланбека Шерипова и в каком она в состоянии? Он посоветовал обратиться в музей краеведения. Я поехал в горы, и там простые горцы привели меня на могилу первого чеченца-коммуниста, погибшего еще в 1919 году за советскую власть. Могила заросла бурьяном…
Группа чечено-ингушских работников, глубоко заинтересованных в сохранении исторической правды, выдвинула ряд предложений для увековечивания исторических имен, дат и мест. Обком партии обычным канцелярским путем передал эти предложения на рассмотрение оргкомитета ЧИАССР, а оргкомитет в день 40-летия не прибил ни одной мемориальной доски под предлогом, что вопросы надо согласовать с центром. В дни 40-летия вышла только одна брошюра «Воспоминания бывшего командующего Сунженской линии тов. Дьякова». Но была из каких-то личных интересов задержана книга, характеризующая деятельность штаба Гикало и его сподвижников. Боязливость, оглядка на «центр», работа по шаблону, по штампам характерна для обкома и оргкомитета. Характерно, что когда простые люди Чечни и Ингушетии узнали о приезде в Грозный бывшего помощника Гикало, первого военк�