Светлой памяти Мохмада-Хаджи Вайсерта
История этого человека, в юные годы сделавшего не совсем обычный выбор и до седых волос сохранившего верность избранному пути, всегда привлекала внимание журналистов. Он же, напротив, не часто соглашался на интервью. Поэтому, когда в 1992 году мне предложили съездить к нему в Гудермесское село Мелчу-хи, я, конечно, не отказалась.
Разговор у нас получился на диво непринужденный. Мы просто беседовали, как бывает, когда придешь в гости. То, что запомнилось, что удалось записать после этой встречи, и послужило мне в ту пору материалом для небольшой газетной заметки.
О немце Вилли Вайсерте и чеченце Мохмад-Хаджи.
Нет, их не двое. Вилли Вайсерт и МохмадХаджи -один человек. В Чечне его знают практически все. Не только знают, но произносят его имя с неизменным, я бы даже сказала, подчеркнутым почтением.
...Немецкий мальчик Вилли Вайсерт родился в 1930 году в Запорожье, куда его предки переехали из Германии. В 41 -м семья разделила судьбу большинства советских немцев: мужчин загнали в трудовую армию, а женщин, детей, стариков погрузили кого в товарняки, кого даже в открытые вагоны из-под угля и отправили на восток. Подросток Вилли оказался в Кзыл-Ординской области без родных и знакомых. Скитался один-одинешенек Прибился к казахской семье, стал батрачить.
1944-й год принес новую волну переселенцев. В ауле Ортакшил, где жил Вилли, появились чеченцы. Мальчик вскоре подружился со своими кавказскими сверстниками, а общая беда скрепила эту дружбу. Общались в основном на казахском языке, которым немецкий мальчик уже владел, да и чеченцы быстро осваивали его.
Так получилось, что большую часть времени Вилли проводил среди них. Поэтому неудивительно, что он как-то естественно, исподволь стал усваивать их обычаи: вставал, когда в комнату входили старшие, не переходил дорогу старшему, за столом занимал то место, которое указывали взрослые. Увлеченно внимал рассказам об истории и характере этого неизвестного ему народа, потом заинтересовался и его религией. А к двадцати годам ясно понял: ислам - это тот путь, который ему по духу ближе всего.
Осознав это, решил отныне жить по его законам. В 1950 году, еще не зная чеченского языка, Вилли Вайсерт принял ислам и новое имя - Магомед. Со временем он и язык изучил, да так, что чеченцы говорят: "Мохьмад-Хаджи знает чеченский лучше многих из нас, очень красиво, образно, мудро говорит". Женился на чеченке Тамаре. Восьмерых детей воспитал.
- Но приняв ислам, вы могли остаться среди казахов, они ведь тоже мусульмане. Однако вы стали именно чеченцем. Почему? - спросила я.
Он ответил:
- Казахи - хороший народ. Но они другие. Мне национальные чеченские обычаи пришлись особенно по сердцу. Это сейчас многие молодые люди не придерживаются дедовских обычаев, и что выходит? Взять хотя бы отношение к оружию. Горцы всегда его любили. Но считалось позором взять его в руки просто так, чтобы кого-то напугать, унизить, убить невинного человека, применить против безоружного. Такие поступки были под строжайшим запретом. Даже ссору прекращали, если противник не был вооружен. А сейчас крутые парни бряцают оружием, где и как попало, запугивают беззащитных людей. Это не дело, они этим пятнают свое достоинство, прежде всего самих себя унижают...
Нет смысла распространяться о том, что мы ныне переживаем смутное время, - это ни для кого не новость. Везде живется не сладко, и все знают об этом не понаслышке. Но известно, что в Чечне особенно тяжело. В частности, из-за разгула преступности. Многие стараются уехать, ищут место поспокойнее. И не только представители некоренного населения, зачастую чеченцы тоже.
Поэтому на языке у меня вертелся вопрос: не раскаивается ли сегодня Мохмад-Хаджи в том выборе, который сделал в молодости, не хочется ли ему покинуть небезопасный регион? Тем более, что в пятидесятые годы он все-таки смог встретиться со своими потерянными родственниками и поддерживает связь с ними до сих пор. Казалось некорректным напрямую спросить об этом, но Мохмад-Хаджи сам предвосхитил такой вопрос:
- Я выбрал свою дорогу и иду по ней без сожаления и колебаний. Уверен, что нынешние трудности, негативные процессы - это все преходяще. Пословица говорит: место, где было озеро, не остается без капли воды. То хорошее, здоровое, что заложено в народе, веками было его стержнем, его "озером" - не высушить, не искоренить.
При всем том Мохмад-Хаджи вовсе не считает, что время само поставит все на свои места, а мы должны просто потерпеть да подождать. Он, напротив, убежден, что никто не должен оставаться безучастным наблюдателем драмы, что разыгрывается в его присутствии. Каждый в меру своих сил и возможностей должен делать что-то доброе, обязан, если вернуться к предыдущей метафоре, оросить хотя бы каплей мира и человечности древнюю вайнахскую землю.
Он считает, что его дело сейчас - примирять враждующих, чтобы не росло, не расползалось порождаемое конфликтами зло. Чтобы не лилась кровь. Что ни день, Мохмад-Хаджи отправляется мирить кровников, частенько за ним приезжают и ночью, надеясь, что его взвешенное мудрое слово сможет остановить распалившийся пожар, образумить разгоряченные головы. А ведь каждый мусульманин знает, какое это тонкое и деликатное дело. Его не всякому доверят, не всякого удостоят чести примирять кровников.
И еще об одном мне захотелось спросить этого мудрого человека: а что необходимо делать, чтобы не быть чужим среди другого народа, какими качествами следует обладать? Он ответил так:
- Надо прежде всего самому не чураться этой нации, сливаться с ней. Не диктовать свои условия окружающим, а уважать обычаи, существующие на той земле, где ты оказался. Помнить, что они вырабатывались на протяжении долгих веков и являются для этого народа, для этой местности наиболее целесообразными. Я вовсе не хочу этим сказать, что надо забыть свой родной народ, его культуру - нет.
Но необходимо уважать тех, рядом с кем живешь, не навязывать им свой "устав". Некоторые нынче ударились в панику, бросились уезжать. Это ошибка. Ведь и в других местах "правит бал" преступность, и там, вполне вероятно, их будут "гладить против шерсти". Нет, надо прижаться еще плотнее к народу, среди которого живешь, вместе с ним добиваться справедливости, вместе бороться с разгулявшейся стихией. Ведь те, кто творит насилие, - враги для всех, не только для чеченцев.
Необходимое послесловие.
Через два года в Чечню пришла война. Закружилась ураганным вихрем, сметая все на своем пути. Сейчас, по прошествии одиннадцати лет, когда ураган как будто стал затихать, во всей чудовищной неприглядности обнаруживается , сколь разрушительна была его сила: развалины городов и сел, искореженная, израненная земля... и жертвы, жертвы... Обильную кровавую жатву сняла здесь смерть. Оглядываешься на минувшее десятилетие и с ужасом видишь, скольких людей - авторов и героев, с которыми сводила журналистская судьба, скольких коллег-журналистов сегодня уже нет среди нас: кто-то погиб в бою, кого-то сразила случайная пуля, осколок снаряда, у кого-то просто не выдержало сердце...
Мы, оставшиеся в живых, встречаясь, первым делом задаем главный страшный вопрос: "Все ли у тебя живы?"... Так узнала, что война унесла и Вайсерта - человека, сделавшего столько добра. Для меня он был одним из тех, о ком довелось писать, наша единственная короткая встреча оставила след в моем скромном журналистском творчестве, казалось бы, и только.
Но даже я почувствовала: мир без него стал беднее. Думаю, что ощущение утраты испытывают не только родные люди Мохмада-Хаджи, не только его односельчане, знавшие этого незаурядного человека лично. Нет, это ощутимая потеря для всей республики. Одна из множества ее потерь.
А ведь он мог уехать. Сделать это было бы не так сложно. Даже в Германию ему была открыта дверь: эта страна приняла многих российских немцев. Но он остался. Война застигла его дома, в Мел-чу-хи. Как всегда, верный себе, он противился злу, прибегая к убеждению, взывая к сердцу и разуму людей. Ходил к военным, просил, чтобы не бомбили, не разрушали село.
По-прежнему мирил поссорившихся чеченцев, уберегал от распространения вендетты. Беседовал с молодежью, призывая поступать разумно, не горячиться, думать о последствиях своих поступков... Себя, по-видимому, не берег, вот и сказалось непосильное напряжение. Вскоре после окончания так называемой первой войны Вайсерта не стало: не выдержало сердце.
..Вспоминаю солнечный августовский день 1992 года. Мы сЛемой Аслахановым идем по просторному двору типичного для Чечни сельского дома. Пахнет сеном: его только что привезли с поля, и домочадцы укладывают его под навес. Навстречу нам выходит плечистый высокий человек - светлый, спокойный, основательный. Настоящий немец? Или настоящий горец (они ведь сплошь и рядом тоже светловолосы).
Председатель Совета старейшин села, духовный наставник, приложивший немало усилий для строительства мечети в Мелчу-хи, известный в здешних местах миротворец, чье разумное слово спасительно... Мы еще не знаем, что впереди нас ждет война, просто беседуем о том, о сем - о жизни. Больше всего меня тогда восхитила в нем удивительная целостность натуры, которая и есть сила духа. Время показало: он достойно прошел до конца выбранный путь, ни разу не усомнившись, не поколебавшись, не отступив. Пастырь по призванию, он и в жестокое, безумное военное время не оставил своей просветительской и миротворческий миссии.
Жизнь продолжается. Время лечит раны. Но разве можно восполнить утраты последних десяти лет? Нет, они невосполнимы, они огромны... Это как провал, как пропасть, поглотившая часть души народа. Но нам остается память.
И история будет помнить.
..Думая о судьбе Мохмада-Хаджи Вайсерта, Вилли Вайсерта, как не вспомнить древние библейские слова: "Блаженны, миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими".
Пусть это послужит нам утешением.
Милана Арапиева
http://www.doshdu.ru/
От Ilias Mousaev.
