Тахнаева П.И. К вопросу о несостоявшейся депортации дагестанцев в 1944 г. // Историческая Экспертиза. № 1. 2017. С. 72-95

Ключевые слова: депортация народов Северного Кавказа, депортация дагестанцев, репрессии, А. Даниялов, М. Багиров, И. Сталин, операция «Чечевица», мифы о депортации.

Статья посвящена исследованию вопроса о предполагаемой и несостоявшейся депортации населения Дагестана в 1944 г. Ссылка различных авторов этого тезиса на заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором якобы решался вопрос о судьбе дагестанцев (и лично присутствовал А. Даниялов), не нашла подтверждения в центральных партийных архивах. Вопрос о предполагаемой депортации дагестанцев в 1944 г. не имел под собой реальной исторической основы, был искусственно вызван публицистами и происходил из литературного сюжета «Даниялов — Сталин», получившего широкое распространение с 1990­х гг.

Тема[1] депортации народов Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны стала объектом пристального внимания ряда исследователей в постсоветский период (Шнайдер 2015; Бугай 1989: 135–143; 1995; Репрессированные народы 1994; Бугай, Гонов 1998; История сталинского ГУЛАГа 2004; Вайнахи и имперская власть 2010). Однако вопрос о предполагаемой или несостоявшейся депортации дагестанцев в 1944 г. в них не затрагивался. Авторы исследования «Народы Дагестана: история депортации и репрессий» (2009) М. Р. Курбанов и Ж. М. Курбанов писали: «Имеются предположения, что якобы Сталин, по рекомендации первого секретаря ЦК партии Азербайджана, Багирова, в 1944 г. хотел выслать в среднеазиатские степи не только чеченцев­аккинцев Дагестана, но и всех дагестанцев. Но тогдашний председатель СНК Дагестана А. Даниялов своевременно принял меры и предотвратил эту акцию. Об этом же говорил и его брат, тогдашний первый секретарь Гунибского райкома партии Г.­А. Даниялов» (Курбанов, Курбанов 2009: 191). Еще в 2001 г. диссертант А. В. Фадюхин в своей работе «А. Д. Даниялов — общественно­политический и государственный деятель Дагестана», ссылаясь на проф. Г.­А. Даниялова, писал: «Сталин действительно предполагал выселить дагестанские народы в восточные области страны, но его отговорил от этого шага А. Даниялов, который, узнав о предполагаемом выселении дагестанцев, срочно выехал в Москву и на личном приеме у И. В. Сталина убедил его отменить решение о депортации» (Фадюхин 2001: 12). Вместе с тем диссертант отмечал, что «в ходе работы с доступными документами, каких­либо признаков того, что готовилась депортация дагестанских народов, выявлено не было» (Там же).

По замечанию современных исследователей, «вопросы о том, что тот или иной народ должен был подвергнуться депортации (обычно — по «злой воле» Берии) и его спасло личное вмешательство Сталина, который учел его “заслуги” перед Родиной, достаточно давно и широко распространены на Северном Кавказе, представляя своеобразные мифологемы массового сознания» (Безугольный и др. 2012: 70). Один из ярких образцов подобных мифологем представлен авторами книги «Земля адыгов» (1996), которые утверждали: «В начале 1940­х гг. были репрессированы почти все ближайшие соседи адыгов… следующей жертвой могли стать адыги. Есть факты, свидетельствующие, что в те годы органами НКВД даже был подготовлен проект их выселения (дано без ссылки. — П. Т.). Но И. В. Сталин даже запретил думать об этом. “Без адыгов — Кавказ не Кавказ”, — этими словами был остановлен маховик репрессий против адыгов». Авторы также считали, что «решение вождя не было случайным. Огромную роль сыграл в этом героизм, проявленный адыгами во время Великой Отечественной войны — на фронте, в партизанских отрядах, а также самоотверженный труд в тылу» (Шеуджен и др. 1996: 311). Подобная мифологема была распространена и в Дагестане.

Впервые версия о спасении дагестанцев от депортации как исторический сюжет «Даниялов — Сталин» появилась в печати в 1990 г. у писателя Ю. Борева в «Сталиниаде» (Борев 1990: 211), спустя год, в 1991 г., у Г.­А. Даниялова в воспоминаниях о своем брате (Даниялов 1991а: 9–11), в 1997 г. у литературоведа Б. Сарнова (Сарнов 1997), позже, в 2003 г., у того же Г.­А. Даниялова, в более детализированном виде (Даниялов 2003: 196). В 2008 г. этот сюжет пересказали по Г.­А. Даниялову в своей работе авторы А. Гаджиев и У. Магомедова (Гаджиев, Магомедова 2008). Об этом сюжете напишет в своих воспоминаниях (2014) и сын А. Д. Даниялова Юсуп (Даниялов, Абдулхабиров 2014: 30). В 2015 г. вышло очередное издание (Гаджиев 2015), посвященное памяти А. Даниялова, в котором его автор А. Ю. Гаджиев изложил собственную интерпретацию исторического сюжета «Даниялов — Сталин».

Любопытно, что сам Абдурахман Даниялов в своих воспоминаниях, опубликованных в 1991 г. (они обрываются на событиях 1948 г.), не упоминает об этой истории (Даниялов 1991б). Заметим, воспоминания А. Даниялова издавались два раза, в 1991 и 2014 г., но ни в одном из них не было указано, в каком году автор их писал. Возможно, он написал их незадолго до смерти, последовавшей в 1981 г. Его сын Ю. А. Даниялов вспоминал: «Мы всей семьей просили отца написать мемуары. …Отец отнекивался. …Он работал последние годы неизлечимо больным, по 10–12 часов ежедневно, заканчивал книгу о Махаче Дахадаеве. Все это давало право думать, что время мемуаров еще впереди…Когда отца не стало, мы в его рабочих бумагах нашли две тетрадки… Никто не знал, что он пишет воспоминания» (Даниялов, Абдулхабиров 2014: 95).

В воспоминаниях Г.­А. Даниялова (1991) историческое событие с «отстаиванием дагестанского народа от депортации» происходило в марте 1944 г. Согласно этой версии, Абдурахман Даниялов прибыл в Москву, с неимоверным трудом ему удалось добиться разрешения выступить на заседании Политбюро, предварительно он заручился поддержкой таких ключевых фигур, как Маленков, Ворошилов и Калинин (Даниялов 1991б: 9). Г.­А. Даниялов подробно описал, как за отведенные семь минут Абдурахман «рассказывал о подвигах дагестанцев на фронте и в тылу», о том, что «они (дагестанцы. — П. Т.) собрали и внесли в фонд обороны 350 млн рублей. Эти деньги пошли на создание авиаэскадрильи, танковых колонн; на фронтах воюют 130 тыс. отважных сынов гор. Десятки (дагестанцев. — Т. П.) уже стали Героями Советского Союза, более трех тысяч добровольцев ушли на передовую, доблестно сражается в Красной Армии Дагестанский кавалерийский батальон. Отличились дагестанцы и в тылу…» (Даниялов 1991а: 10).

Однако, по рассказу Г.­А. Даниялова, Сталин обратил свое внимание не на эти данные. При окончательном решении вопроса о депортации дагестанцев его стал беспокоить международный общественный резонанс: «Сталин внимательно выслушал Даниялова и обратился к членам Политбюро: “А на самом деле, что скажут народы Востока, если мы переселим дагестанцев?”» (Там же). Из членов Политбюро, согласно Г.­А. Даниялову, высказались трое, Молотов, Ворошилов, Калинин:

 «Первым высказался Молотов. Он подчеркнул, что это может вызвать нездоровую реакцию, нанести определенный моральный ущерб Советской власти, поскольку народы Дагестана, боровшиеся против колониальной политики царизма, не были подвергнуты выселению. Ворошилов поддержал его и отметил вклад дагестанцев в дело победы и укрепления Советской власти, подчеркнул, что в истории Страны гор есть беспрецедентный случай, когда Владимир Ильич Ленин подарил горцам свой портрет с надписью “Для Красного Дагестана”. Михаил Иванович Калинин тоже сказал свое слово: “Народы Дагестана проявили себя не только в боях, но и в труде. Первой из всех республик Дагестан награжден орденом Трудового Красного Знамени за строительство канала им. Октябрьской революции”. Выслушав все это, Сталин спросил: “Товарищ Даниялов, а смогут ли дагестанцы проявить себя при освоении новых районов, если мы их оставим на месте?” Ответ был положительным. Тогда Сталин встал, медленно подошел к своему столу и вычеркнул Дагестан из списка республик, народы которых намечалось выселить. Итак, народы Дагестана были спасены» (Там же: 11).

Некие нежелательные нравственные моменты, которые вызвала бы депортация дагестанцев («моральный ущерб Советской власти», «нездоровая реакция»), и озвученные «исключительные» политические и трудовые заслуги дагестанского народа («боролись против колониальной политики царизма», внесли «вклад в дело победы и укрепления Советской власти», «беспрецедентный случай» с подаренным портретом вождя мирового пролетариата «для Красного Дагестана», первые получили орден Трудового Красного Знамени, совершали «подвиги на фронте и в тылу») якобы повлияли в конечном итоге на решение Сталина вычеркнуть «Дагестан из списка республик, народы которых намечалось (выделено нами. — П. Т.) выселить». Однако не совсем понятно, о каком «списке народов» в рассказе шла речь?

Напомним, что, согласно Г.­А. Даниялову, речь идет о мартовском заседании Политбюро ЦК (в марте 1944 г. заседания Политбюро проходили ежедневно, кроме 3, 16, 18 и 26 марта) (Политбюро 2001), а к началу марта 1944 г. чеченцы, ингуши, карачаевцы, калмыки уже были выселены (не возникал ли в этих случаях вопрос о «моральном ущербе» и «нездоровой реакции»? — П. Т.). На повестке были балкарцы, а народы Дагестана с февраля 1944 г. ожидала не депортация, а в соответствии с постановлениями правительства переселение в опустошенные районы бывшей соседней Чечено­Ингушской АССР — с целью скорейшего восстановления их прежних сельскохозяйственных мощностей.

Заметим, в годы войны все заседания Политбюро ЦК ВКП(б) проходили в Кремле, в кабинете Сталина (Исторический архив 1988: 11). Между тем в опубликованных «Журналах записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.)» в указателе посетителей кремлевского кабинета фамилия А. Даниялова не встречается (Исторический архив 1988), она также не упоминается в именном указателе каталога «Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). Повестки дня заседаний. Т. 3. 1940–1952 гг.» (Политбюро 2001) (с указанием участников заседаний Политбюро, фамилий инициаторов постановки вопроса или докладчиков). Таким образом, официальные документы убедительно свидетельствуют о факте неучастия (или не присутствия) А. Даниялова на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б), прошедших в 1944 г.

Рассмотрим другой рассказ этого исторического сюжета, в передаче советского литератора проф. Ю. Б. Борева (1990). Этот рассказ отличается «кинематографичностью» и наличием в ней персоны Л. Берии:

«…И тут Даниялов не выдержал и, спасая свой народ, пошел на смертельный риск. Он поехал в Москву. Через Микояна вышел на Берию и попытался сделать его своим союзником по спасению Дагестана. Берия разговаривал с ним презрительно­иронично: “Не понимаю, тебе что, жизнь надоела? Ты ведь знаешь, что уже есть приказ Сталина. Ты что, против? Тогда стань к стенке и в порядке одолжения я лично тебя расстреляю”. Разговор с Берией не дал положительных результатов, и было ясно, что через день­другой он получит санкцию от Сталина на арест Даниялова. Однако Даниялов уже шел ва­банк. Через того же Микояна он попадает на прием к Сталину. Даниялову удалось отчасти убедить, отчасти даже запугать Сталина: мол, дагестанцы преданный советской власти народ, это большой народ, имеющий опыт борьбы за свободу в годы царизма, имеющий традиции газавата, традиции Шамиля. Война Шамиля с Россией имела международный резонанс. Сейчас акция выселения не пройдет бесследно и бескровно. Тихо и мирно провести ее не удастся, народ уйдет в горы и будет сопротивляться. Это отвлечет силы от фронта. Нет смысла проводить эту акцию. Неожиданно Сталин стал весел и гостеприимен и сказал: “Хорошо! Не будем выселять, только дай в армию 30 тысяч солдат. Сумеешь?” — “Сумею”. Даниялов благополучно вернулся в Махачкалу и срочно поставил в армию 30 тысяч дагестанцев сверх всех мобилизационных норм» (Борев 1990: 211).

Рассказ изобилует странными аргументами, скорее напоминающими угрозы («запугать Сталина», «традиции газавата», «народ уйдет в горы», «отвлечет силы от фронта»), тем не менее его объединяет с первым рассказом общее — неизбежная «искупительная жертва» во спасение. В первом случае это «освоение дагестанцами новых территорий», во втором — экстраординарная мобилизация 30 тыс. военнообязанных. Но по данным Центрального архива Министерства обороны РФ (ЦАМР РФ), в Дагестане к концу 1943 г. насчитывалось всего 25 799 военнообязанных (Безугольный и др. 2012: 171). К тому же, как пишут авторы фундаментального исследования А. Ю. Безугольный, Е. Ф. Кринко: «Руководство страны непоколебимо следовало избранному курсу на тотальный запрет призыва северокавказских горцев» (там же: 161), и все попытки политического руководства Дагестана снять существующий запрет были безуспешны. Последний призыв военной поры (граждан 1927 г.р.), проводившийся с 15 ноября 1944 г., также обошелся без призывников с Северного Кавказа (там же: 161). С 1942 г. альтернативой отмененному обязательному призыву стало добровольчество; всего из Дагестана в 1943 г. было отправлено в войска 4315 добровольцев из местных национальностей, что «вполне соответствовало среднегодовой норме призывников из Дагестана» (там же: 170).

При личной беседе с проф. Ю. Б. Боревым (июль 2016 г.) выяснилось, это этот сюжет он услышал в конце 1980­х в «Центральном Доме литератора» (г. Москва) от дагестанского филолога Казбека Султанова. По всей видимости, эта история имела в среде литераторов широкое хождение. В частности, известный литературовед Бенедикт Сарнов (1997) привел сюжет «Даниялов — Сталин» в своей работе со слов поэта и переводчика С. И. Липкина (заметим, одного из лучших переводчиков Р. Г. Гамзатова).

С. И. Липкин затронул тему депортации горских народов в 1944 г. в своем романе «Декада» (Липкин 1989) (впервые роман был опубликован в США в 1981 г.), в котором рассказал историю вымышленной северокавказской республики «Гушано­Тавларской АССР». «Гушаны» были спасены благодаря сложной интриге, проведенной в Москве «гушанским секретарем рескома ВКП(б) Даниялом Зауровичем Парвизовым». Между тем Бенедикт Сарнов, со ссылкой на С. И. Липкина, в своем пересказе исторического сюжета называет подлинные имена участников событий:

«…Семен Израилевич Липкин рассказал мне однажды о том, как секретарь Дагестанского обкома Даниялов спас свой народ от судьбы, постигшей чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар… Во время войны Берия был представителем Ставки Верховного главнокомандующего на Северо­Кавказском фронте и жил у Даниялова, который и тогда уже был секретарем Дагестанского обкома. Вряд ли можно сказать, что они подружились, но, во всяком случае, отношения были не только официальные. Поэтому, почуяв, что дело пахнет керосином, Даниялов сразу кинулся в Москву, к своему другу Лаврентию. Тот не скрыл от него, как обстоит дело. “Он все уже решил, — сказал Берия. — Вся территория до Дербента отойдет к РСФСР, а от Дербента — к Азербайджану. Народ будет выслан. Готовься”. “Неужели ничего нельзя сделать?!” — спросил Даниялов, прекрасно понимая, что если Он уже решил, любые разговоры на эту тему бесполезны. Далее Л. Берия якобы “устроил” встречу Даниялова и Маленкова: Маленков слушал его вполуха. Вопрос был решен, и все, о чем говорил секретарь обкома обреченной республики, не имело никакого значения. Даниялов сказал: “Собираемся отметить круглую дату выступления товарища Сталина, лично провозгласившего в 1922 году независимость Дагестана”. Маленков встрепенулся: “Как это — лично?” — “Лично. Выступал в Темир­Хан­Шуре, в местном театре”. “Речь опубликована!” — Даниялов достал и положил на стол соответствующий том из собрания сочинений Отца Народов, где специальной закладкой уже была отмечена названная речь. Быстро проглядев заложенную страницу, Маленков встал, протянул Даниялову руку для пожатия и сказал: “Езжайте, тов. Даниялов, домой и спокойно работайте”( Сарнов 1997: 14).

Примечательно, что Б. Сарнов ввел в свой рассказ сюжет о передаче Южного Дагестана с Дербентом в состав АССР (в повести у С. Липкина его не было) и представил его как следствие «неизбежной» депортации, а не предпосылкой. Вместе с тем бросается в глаза, что в рассказе Б. Сарнова присутствует ряд несуразиц. В частности, завышенные представления о полномочиях члена ГКО, секретаря и кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Г.М Маленкова, который якобы мог «перерешить» без согласования с И. В. Сталиным «уже решенный вопрос» о депортации народов Дагестана. К тому же Абдурахман Даниялов в этот период являлся председателем Совнаркома республики, а не секретарем обкома партии «обреченной республики». «Круглая дата выступления товарища Сталина», состоявшегося 13 ноября 1920 г. на Съезде народов Дагестана, приходилась на 1940 г., или 1945 г., но никак не на 1944 г. Именно по этой причине в 1945 г. на заседании Политбюро ЦК от 6 ноября Дагестанское бюро обкома ВКП(б) выйдет с просьбой «разрешить в связи с празднованием 13 ноября 25­летнего юбилея ДАССР перенести выходной день по ДАССР с воскресенья 11 ноября на вторник 13 ноября 1945 г.» (Политбюро 2001: 316). Возможно, подобные несоответствия простительны для литераторов. Как было отмечено литературным критиком Ст. Рассадиным, «учить историю депортации Кабардино­Балкарии или Чечено­Ингушетии по повести Липкина нельзя. Можно — понимать» (Липкин 1990: 211).

В двух последних приведенных сюжетах одно из «главных действующих лиц» — Лаврентий Берия. Если в первом случае, у Ю. Борева, он «враг», который не прочь «лично» застрелить А. Даниялова, то во втором, у Б. Сарнова, он его «друг», который ему сочувствует и помогает. Любопытно, что Серго Берия, сын Л. П. Берии, в своих воспоминаниях об отце и его роли в депортации народов Северного Кавказа писал: «Мой отец и устно, и письменно выступал против этого варварства. Он общался с этими народами, и они внушали ему доверие», «на заседании Политбюро, на котором было принято это решение …отец переусердствовал, предупреждая, что эта акция нанесет тяжелый удар по престижу советского режима во всем регионе», «…Сталин повернулся к отцу и сухо приказал выполнять решение правительства: “Являясь комиссаром, выполняйте то, что от вас требуют”. Отец был ужасно расстроен…», «Отец был крайне удручен этими событиями…» (Берия 2002: 127–128).

Сочувствуя отцу, который таким образом был вынужден в 1943–1944 гг. приступить к депортации балкарцев, ингушей и чеченцев, Серго Берия с удовлетворением сообщает, что ему из этого ряда обреченных народов «удалось спасти дагестанцев». При этом он ссылается не на личный рассказ или воспоминания отца, а на опубликованный в 1997 г. рассказ Бенедикта Сарнова: «Заручившись поддержкой Маленкова, Берии удалось разубедить Сталина относительно депортации народов Дагестана. На самом деле Сталин хотел поделить Дагестан между Россией и Азербайджаном. Узнав новость, секретарь обкома Дагестана Даньялов (так в тексте. — П. Т.) срочно отправился к Берии, который жил в это время в Москве и оттуда руководил Северо­Кавказским фронтом. Он умолял его уговорить Сталина отказаться от своих планов. Берия и Маленков напомнили Сталину, что он лично провозгласил создание Дагестанской АССР в 1921 г.» ((Берия 2002: 414). Напомним, Б. Сарнов в свою очередь ссылался на рассказ С. Липкина.

В более поздних воспоминаниях Г.­А. Даниялова (2003 г.) сюжет «Даниялов — Сталин» произошел уже не в марте, а «где­то в феврале 1944 г.». Рассказ изобилует новыми деталями, именами, сюжет порой противоречит первому варианту воспоминаний, некоторые данные — расходятся с историческими фактами (в частности, к 1944 г. Дагестан не обладал «более сорока Героями Советского Союза»). В повествование вводится интрига нависшей угрозы территориальных претензий на Дагестан первого секретаря ЦК КП Азербайджанской ССР М. Багирова, коммуниста, одержимого в 1944 г. идеей создания «мусульманского государства». Приведем текст целиком. По Гаджи­Али Даниялову, в февральские дни 1944 г., около трех часов ночи, Абдурахману позвонил Лаврентий Берия и коротко сказал:

«“Абдурахман, над Дагестаном нависли черные тучи, поставлен вопрос: быть или не быть народам Дагестана. Тебе необходимо дойти до Сталина, но это будет очень трудно, а для твоей жизни даже опасно. Подумай, что можно сделать”, — и положил трубку. Тут же ночью Абдурахман разбудил 1­го секретаря обкома партии Алиева и рассказал ему все. Алиев ему ответил: “Все­таки Багирову удалось своей запиской убедить Сталина о необходимости выселения народов Дагестана. Видишь ли, Абдурахман, — сказал брату Азиз Алиев, — этот человек добивается создания Азербайджанского мусульманского государства — от Иранских границ до устья Волги. Поэтому он хочет освободить территорию Дагестана от горцев”. Имея эту информацию, Абдурахман уехал в Москву по Среднеазиатской железной дороге. Четыре дня и четыре ночи он сидел в номере гостиницы “Москва”. По просьбе Берии он был принят Маленковым, 2­м секретарем ЦК партии, и Микояном, министром торговли СССР. В этой проблеме большую помощь оказал Дагестану первый помощник Маленкова Пензин… он создал все необходимые условия через Маленкова, чтобы А. Даниялов был приглашен на политбюро при обсуждении данной проблемы. Маленков обещал помочь, а Микоян промолчал.

На пятый день в два часа ночи к Абдурахману явились два человека, которые сопроводили его на заседание политбюро. Поскребышев, помощник Сталина, предупредил Абдурахмана, что ему отведено семь минут, и просил уложиться во времени. Через полчаса его пустили в зал заседания политбюро, где с правой стороны сидели члены политбюро, а с левой — маршалы и члены Государственного Комитета обороны. Сталин стоял в стороне от стола и, повернувшись к столу, сказал: “А теперь перед нами стоит очень важный и тяжелый вопрос о народах автономных республик и областей Северного Кавказа”. В это время Маленков сказал: “Иосиф Виссарионович, представитель народов Дагестана председатель Совнаркома и член Военного совета воюющей армии Абдурахман Даниялов присутствует здесь”. Сталин приподнял голову и, взглянув на Абдурахмана, спросил: “А что скажет товарищ Даниялов о дагестанских народах?” Абдурахман вначале чуть­чуть растерялся, но вскоре, придя в себя, начал: “Народы Дагестана показали себя с самой лучшей стороны в этой войне. Сто тридцать тысяч человек сражались и сражаются на фронтах. Уже известны более сорока Героев Советского Союза. В фонд помощи фронту собрали триста пятьдесят миллионов рублей, на эти деньги построены авиаэскадрильи, танковые колонны, бронепоезда. Как никогда, на этот момент дагестанцы заготовили сельскохозяйственную продукцию, перевыполняя планы, а промышленность в полной мере обеспечила заказы военного времени. Никаких повстанческих групп и антисоветских выступлений не было. Сто тысяч человек, выйдя к устью реки Терек, воздвигнули величайший вал, чтобы преградить дорогу танковой армаде противника. От семидесяти пяти до ста пятидесяти людей беженцев ежедневно дагестанцы принимали первые два года войны и создали им самые лучшие условия. Дагестан полностью сохранил общественное поголовье Юга России и вернул обратно восстанавливающимся колхозам...”.

В это время Сталин прервал его, сказав: “Довольно, товарищ Даниялов”. Калинин и Ворошилов хотели выступить в поддержку Даниялова, но Сталин сказал: “Михаил Иванович, Климентий Ефремович, я не хуже вас знаю дагестанцев”. И, обращаясь к присутствующим, просто сказал: “Сохраним дагестанцев, не станем их переселять”. И все были едины в этом. Абдурахман рассказывал, что у Сталина, когда он подошел к столу, чтобы вычеркнуть из списка переселяемых дагестанцев, сломался карандаш, и он бросил, что на дагестанцах даже его карандаш сломался.

А Абдурахману он сказал: “Товарищ Даниялов, Вам отводится месяц, чтобы освоить пять новых районов. Постарайтесь оправдать и это”. Вначале Абдурахман был в недоумении, не понимая, как же так, решили сохранить дагестанский народ от переселения и вдруг — осваивать новые районы и какие. Поскребышев на это тихо сказал: “Чеченские”» (Даниялов 2003: 122–124).

Надо заметить, что если допустить, что эта встреча действительно имела место и происходила в марте 1944 г., то информация о предстоящем заселении чеченских районов дагестанцами не должна была вызывать у А. Даниялова каких­либо вопросов, а уж тем более недоумения. По источнику, который цитирует Н. Ф. Бугай, руководство республики в конце 1943 г. уже было информировано о том, какая проводится подготовительная работа к предстоящей операции по переселению чеченцев и ингушей. В частности, нарком внутренних дел ДАССР Р. А. Маркарян в докладе на имя Л. П. Берии от 5 января 1944 г. сообщал, что еще в декабре 1943 г. начальник Орджоникидзевской железной дороги К. В. Ильченко на встрече в Беслане с председателем Верховного Совета ДАССР А. Тахтаровым и сотрудниками Дагобкома ВКП(б) уведомил их «о предстоящем выселении чеченцев и ингушей», сообщив при этом, что «для этой цели прибывают 40 эшелонов и 6000 автомашин» (Бугай 1995: 101). Согласно другому источнику, докладной записке наркома внутренних дел Л. П. Берии И. В. Сталину, в середине февраля 1944 г. руководство республики было активно вовлечено в план подготовки депортации — 17 февраля 1944 г. Л. П. Берия извещал И. В. Сталина о ходе приготовлений к проведению операции «Чечевица» и, в частности, писал: «Приняты все необходимые меры к тому, чтобы выселение провести организованно, в указанные выше сроки и без серьезных инцидентов… К выселению будут привлечены 6–7 тыс. дагестанцев… из колхозного и сельского актива районов Дагестана» (ГАРФ 1: Л. 167–168).

В сюжете «Даниялов — Сталин» Г.­А. Даниялов, со ссылкой на Багирова, которому «удалось своей запиской убедить Сталина в необходимости выселения народов Дагестана», указывал на причину предполагаемой депортации дагестанских народов: «В феврале­марте 1944 г. при выселении народов из национальных республик, согласно записке Багирова Сталину, в различные районы Сибири и Казахстана, Дагестану был намечен Павлодарский край вплоть до Урала. Однако замыслам Багирова практически не было суждено осуществиться из­за титанической работы моего брата Абдурахмана Даниялова» (Даниялов 2006: 125).

О том, что первый секретарь ЦК ВКП(б) Азербайджана М. Д. Багиров помышлял о включении Дагестана в состав Азербайджана и с этой целью предпринимал различные шаги, известно по воспоминаниям Абдурахмана Даниялова. Первая подобная попытка, писал А. Даниялов, случилась в 1943 г., «после Тегеранской конференции», когда опасность прорыва немецких войск на Кавказ была окончательно ликвидирована: «Багиров при встрече передал мне разговор с И. В. Сталиным. Описав трудности, которые испытывал Дагестан, Багиров высказал мысль о передаче (sic! — П.Т.) или присоединении республики к Азербайджану. И. В. Сталин спросил: “А как отнесутся дагестанцы к такому предложению?” Багиров ответил: “По­моему, неплохо”. На этом разговор окончился» (Даниялов 1991б: 251). По воспоминаниям А. Даниялова, «слух об этих намерениях азербайджанского руководства быстро распространился среди актива, особенно после переброски большой группы активистов дагестанского и недагестанского происхождения на руководящую работу из Баку в Дагестан» (Там же: 252). А. Даниялов писал, что «в дальнейшем прямых контактов с Багировым на эту тему не было. Азиз Алиев инициативы не проявлял. Я же не придавал политического значения этому вопросу» (Там же). Но вскоре этот вопрос заставил А. Даниялова определиться и «всерьез осмыслить значение и политические последствия передачи Дагестана Азербайджану и утвердиться в отрицательном отношении к такому предложению». Первый секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) Азиз Алиев также «высказал резко отрицательное отношение к присоединению Дагестана к Азербайджану» (Там же).

Когда мог состояться этот разговор? Заметим, Тегеранская конференция завершилась 1 декабря 1943 г. К тому времени еще не были депортированы калмыки (28–29 декабря 1943 г.), а на Северном Кавказе чеченцы и ингуши (23 февраля — 1 март 1944 г.), балкарцы (8–11 марта 1944 г.), но уже прошла депортация карачаевцев (2–5 ноября 1943 г.) — Карачаевская АО была ликвидирована и территориально разделена между соседними республиками. Возможно, пример последней и слухи о предстоящей депортации народов ЧИ АССР наводили М. Д. Багирова на различные мысли о конкретных способах «передачи или присоединения» республики к Азербайджану. Однако помимо высказанных им вслух в 1943 г. в самом общем плане мыслей о «присоединении Дагестана к Азербайджану» вопрос не получил дальнейшего развития.

Следующую попытку поднять этот вопрос М. Д. Багиров предпринял, по А. Даниялову, «спустя почти год… в период сессии Верховного Совета» (Даниялов 1991б: 253). М. Д. Багиров пригласил тогда А. Алиева и А. Даниялова к себе на московскую квартиру и заявил им, как писал А. Даниялов, «примерно следующее»: «Я только что обедал у Сталина на даче. Вопрос о передаче Дагестана Азербайджану в принципе решен. Напишите на имя Сталина записку с просьбой об этом» (Там же: 253). Руководители Дагестана попросили время на обдумывание этого предложения. На следующий день 1­й секретарь Дагобкома партии А. Алиев, по договоренности с А. Данияловым, встретился с 1­м секретарем ЦК ВКП(б) АзССР М. Д. Багировым и сообщил ему, что они не могут написать такой просьбы. Больше вопрос о «присоединении Дагестана к Азербайджану» не поднимался ни на личном, ни на официальном уровне.

Когда могла состояться эта встреча? Заметим, в годы Великой Отечественной войны состоялись всего три сессии Верховного Совета СССР: 9­я сессия (18 июня 1942 г.), 10­я сессия (28 января — 1 февраля 1944 г.), 11­я сессия (24–27 апреля 1945 г.). Поскольку вторая попытка будирования вопроса о присоединении Дагестана к Азербайджану произошла «спустя почти год» после первой, хронологически привязанной А. Данияловым к концу 1943 г. (сразу «после Тегеранской конференции»), то переговоры М. Д. Багирова с А. Алиевым и А. Данияловым по этому вопросу могли состояться только в период прохождения 11­й сессии, т. е. в апреле 1945 г. Предыдущая, 10­я сессия, прошла в конце января — начале февраля 1944 г., т. е. спустя около двух месяцев после Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря 1943 г.), но не год, как писал А. Даниялов. Очевидно, что в апреле 1945 г. какие­либо вопросы, связанные с предполагаемой депортацией народов Дагестана, с марта 1944 г. переселенных из 20 районов республики на опустошенные чеченские территории и уже более года занятых их хозяйственным освоением, были более чем неуместны. Возможно, поэтому М. Д. Багиров пытался решить этот вопрос «снизу», через обращение руководства республики Дагестан, как добровольный акт, а не «сверху», через Л. П. Берию. Напомним, в своем последнем варианте сюжета «Даниялов — Сталин» Г.­А. Даниялов упоминал о причине, вызвавшей угрозу депортации дагестанских народов, речь идет о «записке Багирова», которой «удалось убедить Сталина в необходимости выселения народов Дагестана» с целью «освободить территорию Дагестана от горцев», его заселения азербайджанцами и создания обширного «азербайджанского мусульманского государства» (Даниялов 2003: 122–124).

Надо заметить, что Л. П. Берию и М. Д. Багирова издавна связывали тесные дружеские отношения, с 1921 г., когда Багиров был назначен председателем ЧК АзССР, а Берия являлся его заместителем и начальником секретно­оперативной части АзЧК (Протокол допроса 2015: 298). Позже, поднявшись по партийной лестнице, Л. П. Берия открыто покровительствовал М. Д. Багирову, в частности, в 1933 г. последний был назначен на пост секретаря ЦК Коммунистической партии Азербайджана по представлению Л.Берии (Протокол допроса 2015: 299). Как позднее, в 1953 г., вспоминал коллега Л. П. Берии С. Р. Мильштейн, «все вопросы, которые требовали разрешения в Совете министров СССР и ЦК КПСС поддержки, Багиров предварительно согласовывал с Берией… Берия целиком поддерживал Багирова» (Там же). Таким образом, М. Д. Багиров имел все основания рассчитывать на поддержку Л. П. Берии. Тем не менее в 1945 г. он пытается это сделать через личное давление на руководство республики, ссылаясь на частный разговор с И. В. Сталиным. Не случайно А. Даниялов в своих воспоминаниях не увязывал попытки М. Д. Багирова по присоединению Дагестана к Азербайджану с угрозами депортации, их не было.

Тем не менее авторы А. Гаджиев, У. Магомедова в своей работе об А. Даниялове (Гаджиев, Магомедова 2008) повторяют известный сюжет по рассказу Г.­А. Даниялова и напрямую связывают угрозу депортации дагестанцев с деятельностью М. Д. Багирова, который «активно включился в работу по созданию негативного мнения о Дагестане, о его народе и пытался склонить высшее руководство страны к акции присоединения Дагестана к Азербайджану» (Гаджиев, Магомедова 2008: 106–108). С этой целью «комиссары Багирова занялись подготовкой акта предательства — представления о выселении вслед за чеченцами и ингушами народов Дагестана» (Гаджиев, Магомедова 2008: 85). Сюжет «Даниялов — Сталин» в пересказе А. Гаджиева и У. Магомедовой примечателен тем, что в него впервые, со ссылкой на «кандидата исторических наук А. В. Федюхина» (не указана работа, страница), вводится тема «пятой колонны», которая прежде у других авторов не встречалась: «Руководитель Азербайджана М. Д. Багиров, который был знаком с Л. П. Берия еще со студенческой скамьи, говорил ему, что в случае вступления в войну Турции и нападения на Кавказ с юга, он не уверен, что дагестанцы не выступят на стороне Турции» (Гаджиев, Магомедова 2008: 106).

Заметим, тема угрозы «пятой колонны» на Северном Кавказе 1941–1944 гг. не являлась «изобретением» М. Д. Багирова. Попытки связать или объяснить депортации северокавказских народов внешнеполитическими факторами (взаимоотношения СССР — Турция) и предполагаемыми военными действиями на юге СССР имели хождение в тот период не только в высших партийных кругах, но и, как свидетельствуют источники, среди населения Северного Кавказа, подвергнутого депортации (Бугай 2012б: 239). В частности, согласно докладной записке наркома внутренних дел Казахской ССР Н. К. Богданова от 30 марта 1944 г., они были зафиксированы среди чеченцев: «Спецпереселенец Евгаев (бывший прокурор Чечено­Ингушской АССР) в разговоре заявил агенту: “Все равно советская власть не выдержит, как только начнут действовать турки, которые уже открывают так называемый второй фронт”», «двое неустановленных агентурой спецпереселенцев­чеченцев… говорили, что “советское правительство, боясь нападения Турции, выселило чеченцев в Казахстан”» (ГАРФ 2: Л. 1–4). Заметим, угроза агрессии со стороны Турции на Закавказском фронте формально сохранялась до конца войны (вплоть до 1945 г. Турция продолжала сохранять к Германии доброжелательный нейтралитет), но после Сталинградской битвы (февраль 1943 г.) она отказывалась вступать в какие­либо военные действия (Еремеев 2005: 144).

продолжение >>>