Вестник Академии наук Чеченской Республики, № 4 (33), 2016 118 
РЕЦЕНЗИИ
Ибрагимов М.М. Чеченцы: выселение, выживание, возвращение (1940–1950-е годы). Грозный: АО «ИПК «Грозненский рабочий», 2015. 
©Е.Д. ЕЛИЗАРОВ Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина, г. Санкт-Петербург 
Первое поколение ленинградских детей, появившихся на свет после снятия блокады (автор рецензии – один из них), – это люди с какой-то особой психикой. С молоком матери они впитали недоступное для посторонних отношение к хлебу: и через десятилетия, в годы достатка и благополучия, они все еще стеснялись попросить еды в чужом доме (даже если это был дом их друзей) и испытывали чувство вины, когда приходилось выбрасывать ее остатки. Первое поколение чеченских детей, появившихся на свет после депортации 1944 г., это хранители особой исторической памяти со своим отношением к родным очагам и могилам отцов. Автор рецензируемой работы – один из них. Рецензента и автора объединяют не только годы совместной учебы на одном факуль- тете Ленинградского университета, не только со- вместные выступления в печати, но и это не во всем понятное посторонним (да, впрочем, и им самим) братство. Изгнание народов известно мировой исто- рии с давних времен. Так, в VIII в. до н.э. овладев Самарией, столицей Израиля, ассирийский царь Саргон II угнал израильский народ и расселил его в разных районах Северной Месопотамии и на границе с Мидией. Их место заняли пленные ва- вилоняне и сирийцы из Хамата. Покоренные на- роды отрывались от родной почвы, оказывались в чужом, часто враждебном окружении и утрачива- ли способность к самоорганизации и сопротивле- нию, – этим обеспечивалось господство Ассирии над сопредельными странами. Огромные массы людей выводились с захваченных греческим на- шествием и римскими завоеваниями городов. В исторических справочниках упоминаются 30 тыс. жителей Таранто, проданных в рабство в 209 г. до н.э.; 150 тыс. невольников Луция Эми- лия Павла, разгромившего Эпир; более 50 тыс. карфагенян и столько же жителей Коринфа, раз- громленного в 146 г. до н.э.; около миллиона гал- лов, выведенных Юлием Цезарем в 58–50 гг. до н.э. из Галлии, и т.д. Истории памятны крестовые походы, конкисты и drangnachоstenʼы едва ли не всех европейских флагов, на протяжении столе- тий обезлюживших целые континенты. Каждый из завоевательных походов отрывал от родных корней несметные людские массы. Правда, историю пишут победители, а в их глазах их собственная практика предстает едва ли не жертвенной миссией цивилизаторов, пусть и запятнавших себя несколько избыточным наси- лием, но все же служивших всеобщему прогрес- су и процветанию: 
Неси это гордое Бремя – 
Родных сыновей пошли 
На службу тебе подвластным 
Народам на край земли 
– На каторгу ради угрюмых 
Мятущихся дикарей, 
Наполовину бесов, Наполовину людей [1]. 
Но есть взгляд «цивилизаторов», которые со стороны смотрят на «прирученных дикарей», а есть и неумирающая скорбь самих побежденных, которую первые отказываются видеть в их глазах. Перед нами монография историка, принадлежащего не к ряду победителей, – к их жертвам. Впрочем, сначала об одном высказывании, которое людская молва приписывает Сталину: «Смерть одного человека – это трагедия, смерть миллионов – статистика». В действительности мысль принадлежит вовсе не ему, но является одной из аксиом западного менталитета. Именно таким взглядом на вещи часто грешат одни исто- рики. Другие, в особенности сегодня, после обре- тения права голоса и снятия всех идеологических запретов, грешат сведением счетов. Предъявле- ние счетов, обличение режима – лейтмотив мно- гих исследований, касающихся кавказских войн России. Впрочем, что предъявить и в самом деле есть. Обеим сторонам, и русским, и чеченцам хо- рошо памятно, как
«…Вон кинжалы, В приклады! – и пошла резня. 
И два часа в струях потока Бой длился. 
Резались жестоко Как звери, молча, с грудью грудь, 
Ручей телами запрудили. …кровь текла 
Струею дымной по каменьям
Ее тяжелым испареньем 
Был полон воздух» [2]. 
Нет ничего удивительного и в том, что после распада СССР ожило многое из того, что омрачи- ло нашу общую память… Но здесь мы говорим о далеких днях депортации, о времени того «ле- соповала», который в изобилии рождал «щепки» загубленных и искалеченных жизней. Обязательным требованием, предъявляемым к любому научному исследованию, является опо- ра на факт. При этом факт должен быть свободен от всего, что может быть привнесено отношени- ем его свидетеля, очищен от всего субъективного. Однако сухой рационализм, предельная отстра- ненность от всего свидетельствуемого наблюда- телем большей частью неприменимы к истории, ибо она творится пленниками убеждений, веро- ваний, заблуждений, – людьми, живущими свои- ми представлениями о смысле жизни, о счастье и горе, о справедливости... Впрочем, может быть и наоборот – вполне целесообразен, поскольку именно такой, умест- ный в физике и сопромате, бесстрастный под- ход ведет к тому, что в общественном сознании утверждается односторонний взгляд отнюдь не беспристрастного победителя. В свою очередь, утвердившаяся концепция позволяет закрыть глаза на многие преступления «культуртрегера» и забыть о боли их жертв. В крайнем случае, со- гласиться с неизбежностью того, что «лес рубят – щепки летят». И все же лучшие (и честнейшие) из истори- ческих работ – это именно те, которые, в отличие от сопромата, сохраняют личное отношение к факту самого автора, наполненность свидетель- ствуемого им факта верой и даже предрассудками тех, кто собственно и творил историю жертв и их палачей. Рецензируемая монография не относится к числу денатурированных избыточной академич- ностью хроник. Как и многие исторические ис- следования, она наполнена неизбежной здесь сухой статистикой, но при всем этом ничуть не напоминает безликий бухгалтерский отчет. Ис- следование М. Ибрагимова фиксирует, «Добру и злу внимая равнодушно», не бездушную после- довательность событий, напротив, оно позволяет прикоснуться к живому биению пульса простых мужчин и женщин, детей и стариков, оказавших- ся на переломе истории их народа, прочувство- вать сердцем, что обрушилось на них. Вот, например: «Было пасмурно. Грязно-серые тучи, навис- шие над горами, сыпали на землю сплошной сте- ной крупные снежные хлопья. По коридору из вооруженных солдат на поляну непрерывно вливался людской поток. Образовался большой «табор», который солдаты окружили плотным кольцом. Рев скота, вой собак, плач детей, жен- щин. Разожгли множество костров, у которых стали греться люди, промокшие до нитки. Гре- лись у костра волы-трудяги, лохматые большеголовые кавказские овчарки, до смерти верные сторожа горцев. Скотину и собак по нескольку раз отгоняли, чтобы они шли домой, но они с ревом и воем возвращались и, находя в «таборе-муравейнике» своих хозяев, при- страивались к их кострам. Собаки ластились к людям, заигрывали с детьми, из умных глаз тек- ли крупные слезы. Казалось, что они не будут больше душераздирающе реветь и выть, а заго- ворят человеческим голосом: «Не покидайте нас, пожалуйста, не гоните нас!» [3, с. 38–39]. Может быть, именно такие вкрапления жи- вых реминисценций, эти собачьи слезы и этот вой быков куда красноречивее пулеметных оче- редей (были и они) говорят о том, что действи- тельно случилось в истории Чечни в феврале 1944 г., придают доказательность вере в катего- рическую недопустимость политики «лесопова- ла» с его «щепками». А значит, и сами по себе становятся достаточным обоснованием того, что это не должно уйти из общей памяти русских и чеченцев. Можно ли выбросить из нее трагедию лишен- ных возможности нянчить своего собственного младенца чеченских девушек, которые только для того, чтобы подержать на руках чужого, были готовы платить за это выполнением домашней работы его матери? «Многие женщины, молодые девушки прихо- дили в дом к новорожденному и просили счастли- вую мать дать возможность подержать хотя бы несколько минут малыша на руках» [3, с. 123– 124]. Может быть, гораздо более весомым, чем су- хая статистика дефицита всего необходимого для жизни на новом месте, доказательством того, чем обернулась депортация народа, служат и такие этнографические свидетельства: «Когда земля отошла от мерзлоты , переселенцы начали строить «землянки» на краю села. Никакого строительного мате- риала не было. В качестве кирпича использовали куски пластов, получаемых путем вспашки целиной земли . Для строительства сначала копали яму глубиной в полтора метра, размера- ми примерно три на четыре метра. Затем клали стены из брусков пласта . Крышу делали двускатную. Для этого посередине клали дере- вянную балку (кругляк из березы). Поперек клали березовый кустарник . В качестве утепли- теля сверху клали солому или камыш, удержи- ваемый от сноса сильными степными ветрами пластовыми брусьями пол и стены внутри обма- зывали глиняным раствором. Как правило, ста- вили одно маленькое окно и одну дверь, откры- вающуюся вовнутрь» [3, с. 160]. Каменный век – вот куда была выброшена целая нация, которой принадлежит автор, и тот факт, что она сумела не просто выжить, но и сбе- речь в неприкосновенности свою культуру, свою веру, свои идеалы, может быть расценен как бес- смертный подвиг его соотечественников. Подвиг, сопоставимый с сохранением своей культуры, своей веры, своих идеалов не однажды изго- нявшимися евреями, вырезавшимися армянами, умиравшими в «котлах» 1941 г., в блокированном Ленинграде, сталинградах и прохоровках сооте- чественников его рецензента… При всей сжатости работа производит впе- чатление широкой панорамы: организация под- готовки и проведения депортации, зачистка тер- ритории ЧИАССР от остатков повстанческих отрядов, жизнь в условиях «спецпереселения», сопротивление режиму, наконец, восстановление ЧИАССР и реабилитация народа – ничто не упу- щено анализом. Но еще это книга-реквием. И, как всякий реквием, она далека от обличительного пафоса. Ведь любое обличение – это дань «злобе дня», обращение к политической сиюминутности (и политической же, т.е. не общечеловеческой, но узко партийно понятой целесообразности). Здесь же, с одной стороны, обращение к тому, что не подлежит никакому пересмотру, с другой – по- буждение к анализу. Меж тем анализ неизбежен – не все идеоло- гические штампы выдерживают проверку време- нем. И в первую очередь те, что касаются сопро- тивления. Сегодня становится аксиоматической кра- мольная еще совсем недавно мысль о том, что ни- какие революции не делаются «народными мас- сами». Часто они вершатся вопреки их объектив- ным интересам. За «всенародные» же восстания выдаются движения обманутых чужими идолами, поверивших обещаниям немедленного счастья сразу же после ниспровержения собственных, существующей при любых (даже самых благопо- лучных) режимах прослойке недовольных всем и вся пассионариев, наконец, просто подкупаемых грошовыми подачками за стояния на майданах тунеядцев, над которыми берут верх обученные на стороне активисты. Разумеется, это не значит, что для тектонических социальных сдвигов нет внутренних причин. Но апелляция площадей к чужим образцам государственного устройства – это всегда элемент технологий. «Оружие критики не может, конечно, заме- нить критики оружием, материальная сила долж- на быть опрокинута материальной же силой, но теория становится материальной силой, как только она овладевает массами», – сказал один (Маркс). «Идеи, овладевая массами, становятся материальной силой!» – вторил ему другой. Но этот другой (Ленин) выдал главное: новая идео- логия не рождается в массах, она вносится в их сознание извне сплоченной группой партии рево- люционеров. Человек Востока, автор по-восточному мудр, а значит по-восточному многосмыслен. Именно это влияние внешней силы (умеющий слушать – услышит) звучит в неподдающемся однозначно- му прочтению упоминании того обстоятельства, что «Форма решения этой проблемы (осущест- вления справедливости и возвращения к родным очагам. – Е.Е.) была предопределена заветами святых устазов, которые говорили, что чеченцы должны обрести эту свободу благодаря Англии и Турции. вайнахи окажутся под протекто- ратом Англии и только после этого они заживут счастливо и свободно» [3, с. 185]. Не видеть за ним целенаправленного стороннего влияния – значит не видеть ничего в действительных при- чинах не во всем мирного сосуществования не только чеченского, но и других народов Кавказа с Россией. Впрочем, не только России и не только Кав- каза, ибо эта тема – лейтмотив всей мировой истории. Ей памятно подпадение многих наро- дов под «покровительство» сильных соседей. Но даже там, где это не было прямым завоеванием (как в случае с Переяславской Радой и Георги- евским трактатом), все решал выбор правящих элит, а вовсе не чаяния самих народов, оказывав- шихся между противоборствующими гегемона- ми. Тем более, если к такому выбору подталкивала неотразимая военная угроза. Добровольное стремление найти себе господина не рождается ни в одной культуре, и со времен Рима извест- но, что не только (а может быть даже не столько) легионы империи обеспечивали включение в Pax Romana окрестных народов, но и (сколько) при- общение к своей системе ценностей, а то и про- сто подкуп интеллигентской прослойки и местного нобилитета. К слову, межкультурные контакты уже сами по себе приводят к тому, что в интеллигентской прослойке каждого народа образуются свои ро- мано-, англо-, германо-, американо… (перечень не полон) «филы» – и такие же «фобы». Поэтому всякое (не только претендующее на гегемонию) государство в обеспечении режима наибольшего благоприятствования для себя не просто опира- ется на первых, но целенаправленно занимается их воспитанием за периметром собственных гра- ниц. Равно как и нейтрализацией своих потенци- альных противников. Причем не одними культур- ными контактами, но и деятельностью специаль- но подготовленных контингентов. Так было, так есть. Отсюда и в современном мониторинге их деятельности (в том числе в формировании сети осведомителей), и в практике создания своих агентов влияния (примеры которой приводятся во 2 параграфе 1 главы), в сущности, нет ничего амо- рального и сверхдемонического. Это нормальная практика государства, защищающего свой суве- ренитет, составная часть информационной вой- ны, которая предшествует «горячей» ее стадии, сопровождает последнюю и закрепляет ее итоги. Если не противодействовать чужой культурной агрессии, можно потерять страну, и потрясшие Южную Европу, Ближний Восток, Грузию, Укра- ину события последних десятилетий доказывают это со всей безапелляционностью. Заметим, что, по свидетельствам WikiLeaks и Сноудена, точно такой же мониторинг, причем в гораздо более ши- роких масштабах и с привлечением гораздо более развитого инструментария, осуществлялся и в са- мых «свободных демократических» странах. Со- временный анализ деятельности российских не- правительственных организаций, подпадающих под определение «иностранных агентов», свиде- тельствует о существовании все той же культур- ной агрессии извне. Разумно предположить, что и упомянутое автором стремление чеченских авторитетов к английскому протекторату отнюдь не рождалось спонтанно, но было инициировано и подпитыва- лось из-за границы. Тем более если вспомнить, что в то же самое время народы Ирана, Египта, Индии поднимались на борьбу с той же англий- ской гегемонией, против протектората Запада. Между тем, всякой идеологии (в особенно- сти той, что навязывается извне) свойственно заявлять о себе как о единственно правильной. Инструмент тотальной войны, которая ведется не только силой оружия, исключает альтернативу. Не является исключением и миф о «свободе и де- мократии». В свете этого мифа любое тяготение к ценностям «свободного мира» в стране, не от- носящейся к нему, – всегда протест гражданина против господствующего там режима. А так как режим недемократичен, это всегда сопряжено с опасностью. Поэтому уже «по определению», которое с таким же глубоким, по-восточному скры- тым (умеющий слушать – услышит) подтекстом приводит автор: «Исследователи предлагают в качестве критерия понятия «сопротивление» вопрос: было ли определенное поведение человека или группы людей сопряжено с риском для жизни (положения) или нет?» [3, с. 183–184] является формой восстания. Напротив, в условиях «свободы и демократии» никакое согласие с чужими ценностями не является сопротивлением, поскольку в свете все тех же мифологем о «свободе» никогда не сопрягается с опасностью ни для общественного положения гражданина, ни тем более для его жизни. С помощью подобной логики легко прийти к выводу о том, что в стране, тяготеющей к так называемой «оси зла», любая форма правления держится исключительно на штыках, ибо луч- шая часть ее граждан активно не приемлет свою власть. А следовательно, эта страна всегда глубо- ко беременна сопротивлением. Не в последнюю очередь именно в этом скры- том подтексте, на взгляд рецензента, содержится решение того противоречия, которое существует между выводами 1-го параграфа 3 главы, которые говорят об отсутствии массового повстанческого движения, и содержанием 5-го, рисующего широ- кую панораму сопротивления. Сама природа про- теста требует глубокого переосмысления, – пусть и в неявной форме утверждается в монографии. Не случайно автор повествует не только о тех, кто, подобно Хасухе Магомадову, до последне- го вздоха сражался с советской властью, но и о других, – тех, кто честно трудился на благо обще- го советского государства. Заметим, что среди спецпереселенцев доля награжденных в общей численности заметно выше, чем у многих других народностей. В этом аспекте весьма красноречивым свидетельством выступает и не забытая до сих пор (раз уж ей нашлось место в серьезном историческом исследовании) обида на то, что на- града за трудовые подвиги нередко искусственно занижалась московскими властями. Не случайно и стремление молодежи в комсомол, о чем так же говорится в монографии. Подводя общий итог, можно сказать, что монография М. Ибрагимова – это не только возвращение памяти, не только реквием, но еще и протянутая рука. Рука к переосмыслению прошлого, примирению и единению в мирном строительстве нашего общего дома – России.

ЛИТЕРАТУРА 
1. Киплинг Редьярд. Бремя белого человека. 1899. Пер. А. Сергеева. 
2. Лермонтов М.Ю. Валерик. 1840.
3. Ибрагимов М.М. Чеченцы: выселение, выживание, возвращение (1940–1950-е годы). Грозный.

От Аббаза Осмаева