ЗА НИМИ СЛЕДОВАЛ АД

В конце января 2008 г. коллега из Комитета «Гражданское содействие» предложила мне отправиться с ней в Чечню. Это была командировка. Мы вылетели 4 февраля. Полет длился 2.40, и мы почти все время спали. Проблемы начались в Грозном. На наших сотовых появилась устрашающая надпись: «Службы спасения». Соединиться с Москвой нам не удалось. Мы растерялись, забыли взять багаж и начали искать грозненских коллег, обещавших встретить нас. Они еще не приехали. Вспомнив о багаже, мы пошли за ним, но все уже забрали свои вещи, и стало ясно, что нас ждут непредвиденные хлопоты. Коллега подошла к справочной и объяснила, в чем дело. Служащая ответила, что не может нам помочь, и где наш багаж, не знает.
- Свяжитесь с кем-нибудь по телефону и узнайте, - попросила моя коллега.
- У меня нет телефона, - последовал холодный ответ.
Слитков золота мы, разумеется, не везли, но остаться без необходимых вещей не хотелось.
И тут нам повезло: появился чеченец, знакомый моей коллеги, и, услышав о наших трудностях, подошел к той же служащей. Сразу выяснилось, что телефон у нее есть, и наш багаж нашелся через пару минут.
Клянусь, даже в глубине души я не ощутила недоброжелательства к служащей, не пожелавшей помочь нам. С чего бы ей делать это? Я поняла бы, если бы чеченцы выражали ненависть к нам открыто, ибо имеют все основания для этого. Ложь, что мы с ними живем в одной стране! Мы находимся по разные стороны баррикад, и так будет до тех пор, пока жива память о завоевании Кавказа в XIX веке, о сталинской депортации, о двух «контртеррористических операциях» 1994-1996 и 1999-2000 годов, о «зачистках», провокациях, похищениях людей, о тайных тюрьмах, зверских пытках и пр. Историю легко фальсифицировать, а истребить память нельзя. Возможно, 70 лет достаточный срок для того, что хотят забыть, но для того, чего не хотят ни забыть, ни простить, - такой срок ничтожно мал. 
Кажется, в 1999 году, за несколько месяцев до смерти, гениальный чеченский танцор Махмуд Эсамбаев выступал по ТВ. Бледный, отечный, в своей неизменной серой кавказской папахе, он говорил о том, что сталинская депортация по сравнению с последней войной была для чеченцев почти гуманным актом. Его застывшее лицо и уже безжизненные глаза выражали скорбь. Ничего, кроме скорби. 
Попытаемся представить себе, как проходила злодейская акция. Конец февраля 1944 года, морозная ночь, узкие скользкие тропы в горах; наспех одевшихся женщин, стариков и детей, по приказу НКВД, гонят вниз, к железной дороге, солдаты. За ними остался ад: там, где снежные вершины гор тонут в черном небе, вздымается зарево пожара: это заживо сжигают в сараях тех, кто не в силах идти – больных, немощных, беременных.
Было и другое. В Ачхой-Мартановском районе, на юге селения Валерик, солдаты выследили Виситу Анзорова, который скрывался, надеясь спасти своего десятилетнего сына. Убив Виситу, солдаты отрезали ему голову, и на площади перед мечетью селения Шалажи, играли головой в футбол на глазах его сына. Мальчик в отчаянии бросался на солдат, пытаясь отнять у них окровавленную голову отца. Схватив мальчика, солдаты стали гонять его по площади вместо мяча(Википедия, http://ru.wikipedia.org/wiki/%D5%E0%E9%E1%E0%F5_%28%D7%E5%F7%ED%FF%29). Когда происходил весь этот ужас, мне было пять лет, но меня томит чувство вины перед всеми «наказанными народами» (выражение историка Александра Некрича), которые обвинили в предательстве и подвергли фашистской акции. С течением времени способы геноцида изменились, но сам геноцид остался и применяется в «усовершенствованном» виде, соответственно требованиям эпохи. Поэтому тени сотен тысяч погибших не дают покоя душе.
А вот сухие цифры:
по официальным советским данным, из Чечено-Ингушской АССР было насильственно выселено более 496 тысяч человек. По другим данным, число депортированных составляло более 650 тыс. человек.
С момента акции до 1 октября 1948 года в ссылке родилось 28 120, а умерло 146 892 человека (статистические данные по всем депортированным народам Северного Кавказа). 

Корень зла

Сталин истошно ненавидел гуманизм. Если бы мог, изъял бы это слово из обращения. Но изъять не удалось, потому что слова умирают сами, по объективным причинам, когда обозначаемое ими явление или предмет выходят из употребления. Поэтому, попыхивая трубкой в своем кабинете, где ночами думал о нас и о всемирном вражеском заговоре, он упорно подбирал эпитет к слову «гуманизм». Коварный, хитрый и осторожный, он понимал, что негативный эпитет не подойдет. Он никогда не произнес бы фразу «мочить в сортире» - нашел бы пристойный эвфемизм. Эвфемизмы, с их ханжеской сущностью, этот воспитанник семинарии очень ценил. Однако эвфемизма не отыскал. На ум ему пришло только уничижительное: «абстрактный», то есть в его понимании оторванный от жизни, никчемный, пустой, никому не нужный, ничтожный по сути и форме. 
Абстракций он тоже не любил, поэтому словосочетание «абстрактный гуманизм» счел удачным: гуманизм как бы есть, а вместе с тем его нет. 
Его всегда привлекало конкретное: «Похороним троцкизм в гроб». Что может быть нагляднее и выразительнее? Не знаю, как вы, а я вижу гроб, до отказа набитый людишками в пенсне, с усами и бородками клинышком. Или, к примеру, донос, тоже весьма конкретная вещь, зафиксированная на бумаге. Впрочем, бумага его смущала. Он предпочитал устное слово или уничтоженную бумагу: «Делайте, что хотите, говорите, что хотите, документов не оставляйте», - поучал он сатрапов. 
Вот с этим, как сказал бы Достоевский, «и вышла ошибочка»: трусливые сатрапы придерживались отчетности, поэтому бумажонки хранили. На свою беду.
Так сохранились и документы о депортации народов Северного Кавказа. Это была особая акция, потому что представителей других народов сажали и расстреливали «без затей» и поодиночке. С народами Северного Кавказа все произошло по такой же схеме, как с кулаками и священнослужителями: истребление носило организованный и массовый характер.
Причем же здесь абстрактный гуманизм? А вот причем. Только заклеймив и предав анафеме слово «гуманизм» (слово «милосердие» в те времена не применялось вообще, выпало из обоймы), ему удалось вырастить тех, кто осуществлял эти акции – «рыцарей без страха и упрека», готовых на все. Именно такие «рыцари» НКВД, имя которым «смерть», осуществили задуманную в Кремле и разработанную ими операцию под названием «Чечевица». 
Не обошлось и без «образа врага»: им стал Хасан Исраилов (1910-1944), адвокат Шатойского района, основавший еще до войны подпольную организацию «Национал-социалистическая партия кавказских братьев» (НСПКБ) и возглавивший в январе 1940 года восстание против советской власти. Если бы Исраилова не было, Сталин и его подручные придумали бы его, но лицам, заинтересованным в физическом истреблении народов Северного Кавказа, повезло: он не только реально существовал, но и действительно боролся с советской властью в лице российских чиновников, притесняющих и грабящих чеченцев. Исраилова сажали, выпускали, снова сажали. Пишут, будто он рассчитывал на поддержку немецких войск, хотя известно, что фашисты не снабжали повстанцев оружием. Схватить Исраилова не удавалось. Якобы поэтому и прибегли к акту абстрактного гуманизма: «зачистили» территорию Чечено-Ингушетии, чтобы ликвидировать врага. 
Исраилов стал оправданием акции, формальным поводом для нее. Не ясно одно: кому и зачем понадобился повод. Товарищу Сталину не приходилось отчитываться в своих действиях. Кроме того, акция проводилась в обстановке строжайшей секретности, те, кто непосредственно осуществлял ее, «не ведали, что творили», а уж тем более не знали о существовании Хасана Исраилова. Так что концы с концами не сходились. Это отличало товарища Сталина от его друга и единомышленника Гитлера, который придерживался логических схем и в соответствии с ними возводил лагеря смерти и готовил «хрустальную ночь». 
Поэтому до сих пор я не нашла ни одной мало-мальски убедительной причины, объясняющей депортацию. Нельзя же, в конце концов, объяснить это безумием, страхом, личной неприязнью или тем, что Сталин стремился раз и навсегда решить «кавказский вопрос», с которым не справился генерал Ермолов! 
Мы знаем одно: всем своим злодеяниям товарищ Сталин придавал видимость социалистической законности. Так было и на этот раз, благодаря существованию Х.Исраилова. Возникает вопрос: почему же были высланы полностью народы Северного Кавказа, крымские татары и прочие, не принадлежавшие к так называемой «титульной нации»? Даже если допустить, что в гнусной лжи, распространяемой апологетами Сталина, о том, что среди этих народов действительно были люди, сотрудничавшие с немцами, то и в таком случае геноцид логически необъясним. Заметьте, я говорю только о логике. Произносить слово «нравственность» в какой бы то ни было связи с «великими деяниями» товарища Сталина считаю кощунством. Так вот, мне кажется логически необъяснимым, почему Сталин и его сатрапы не тронули те народы, о которых доподлинно известно, что среди них были люди, не только сотрудничавшие с фашистами, но и перешедшие на сторону Гитлера. Например, генерал Андрей Власов и его армия. Сколько предателей было в Белоруссии, в Украине, в завоеванных нами республиках Балтии? Однако ни один из этих народов не подвергся депортации. Ни один! На этот вопрос я тоже не знаю ответа.
Пока головы масс затуманивали идеологической ложью о «сталинской дружбе народов», тоталитарная власть создавала идеологическую систему геноцида, осуществляемую на всем пространстве многонационального Советского Союза. «Образ врага» гораздо внушительнее, если «враг» - не одиночка. По этой причине НКВД готовило массовые процессы и депортации народов. Одних врагов объединяли идеей, других – национальной принадлежностью. Всех вместе – изменой Родине.

* * *

Их втолкнули в ледяные вагоны для скота – всех вместе: мужчин, женщин и детей. Те немногие, кого довезли до казахских степей и других, еще более привлекательных мест, оказались среди подобных себе: среди тысяч и тысяч зэков, уже отмотавших свои сроки в лагерях и отправленных на поселение – кто умирать, кто доживать; среди немцев Поволжья, выброшенных из России «на всякий случай», за этническое происхождение, крымских татар, греков, калмыков, карачаевцев, балкарцев и других депортированных народов. Возможно, там возник беспрецедентный симбиоз жителей Кавказа с обитателями всея Руси, еще не исследованный, не подвергнутый анализу и должным образом не описанный. Думаю, эти люди: «лагерная пыль», спецпереселенцы и кавказцы помогали друг другу выжить. Кто знает, не человеческую ли общность тех, кто попал в беду, имел в виду Махмуд Эсамбаев, назвав депортацию гуманным актом (конечно, с горькой иронией). Не значит ли это, что в 1994-1999 годах он увидел то, что находится за пределами человеческого сознания? Бездну, в которую нельзя заглядывать. Абсолютное зло. После чего умер. Мир его праху!
Расспросив довольно широкий круг друзей и знакомых, убедилась, что о депортации народов Северного Кавказа известно очень мало. Слышали, что такое было, но на вопрос, «когда», затрудняются ответить. Одни говорят «после войны», другие – «во время войны». Как это происходило, видимо, знают только жертвы депортации и их дети. Не обходится и без мифов: «Их вывозили на плотах (!), чтобы потонули». Путают с другими оригинальными приемами борьбы товарища Сталина с чуждыми элементами. Такой доморощенный опрос, конечно, не статистика, но он свидетельствует о равнодушии к проблеме лично незаинтересованных людей. Удручает, что равнодушие преобладает. Не только в этом вопросе. Во всем. От него все беды.
Национальным репрессиям в Советском Союзе посвящена книга Светланы Алиевой «Так это было» (М., 1993, т.1-3).

Ирена ПОДОЛЬСКАЯ

Журнал «ДОШ» №1-2013

Фото: Картина Д.Товсултанова "Выселение"