На Международном Московском Кинофестивале показали запрещенный фильм «Приказано забыть». Фильм об одном из эпизодов депортации чеченцев и ингушей в 1944-м году, так называемой трагедии Хайбаха. Почему фильма запретили, и почему мы обязаны его увидеть, рассказывает - Орхан Джемаль, предлагая каждому расставить знаки препинания во фразе - забыть нельзя помнить.

Вайнахам не надо объяснять, что такое Хайбах, для остальных небольшой ликбез. Это ныне не существующий горный аул в Чечне. В ходе депортации войска НКВД не смогли обеспечить достаточное количество техники, для вывоза всех жителей этой горной местности. Однако приказано было завершить операцию за 2 дня. Кого смогли  - вывезли. А  кого не смогли  – тех свезли в Хайбах, заперли в старой конюшне… И – подожгли. Тех кто пытался вырваться из пылающего здания, косили из пулеметов.

Тот парень, который… разрешил

Режиссер фильма Хусейн Эркенов в начале 90-х уже обращался к теме сталинской депортации, его фильм «Холод» о выселении карачаевцев даже получил «хрустальный глобус» на кинофестивале в Карловых Варах. Но теперь другие времена и его ленте о депортации чеченцев министерство культуры РФ отказало в выдаче прокатного удостоверения. Глава минкульта Владимир Мединский счел фильм экстремистским и разжигающим межнациональную рознь, а саму историю о сожжении чеченцев в Хайбахе исторической фальшивкой.

При этом стоит отметить, что когда господин Мединский еще не был «главным по культуре», в министерстве смотрели на эту тему куда более благосклонно. Продюсер фильма Руслан Коконаев представлял в минкульт сценарий, и получил удостоверение национального фильма России позволяющее претендовать на господдержку съемок. Но политические ветра с тех пор переменились, финансировали фильм частные инвесторы, а совсем не из бюджета, а когда съемки закончились, лента и вовсе попала в разряд «полочных».

Если с автором запрета все почти  ясно, то кто же тот смельчак среди организаторов Московского кинофестиваля, который рискнул при таком раскладе показать ленту во внеконкурсном показе,  - остается не известным.

Колокольня Эркенова

Шел я на него не ожидая шедевра, меня привлекала даже не тема, которую я и так знал не плохо, а политическая интрига вокруг, так лихо закрученная минкультом. То есть я шел на запрещенный фильм, посмотреть то, о чем говорят так много и в таком скандальном ключе, не более. Судя по всему, на это клюнул не я один, выяснилось, что все билеты были выкуплены еще за сутки до показа. К моменту снятия брони, в кассе оставалось лишь три билета, сразу же скупленные бывшим пресс-секретарем президента Ингушетии Юнус-бека Евкурова Калоем Ахильговым.

Словом, наш министр культуры, начинавший в рекламном бизнесе, не утратил былых навыков раскрутки товара.
В своем скепсисе по поводу, собственно, самого фильма я ошибался. К концу сеанса зал рыдал в буквальном смысле.
Уже задним числом я придирчиво перебирал все режиссерские промахи и конечно находил их: Несколько не доведенных до конца второстепенных сюжетных линий, упрощенно-лубочные предсказуемые персонажи, о каждом из героев при первом же появлении сразу ясно, чем он закончит. Вот мразь и садист энкевеедешник, вот трусливый председатель колхоза, сдающий своих, вот благородный абрек, вот молоденький русский офицер, зажатый между преступным приказом и собственной совестью.

Новое кино на сериализме: вот тут

Все черно-белое, ни каких полутонов, ни какого психологического объема… а зал рыдал! Зал жил жизнью этих чеченских крестьян, для всех эти полтора часа прошли не в элитном московском кинотеатре, а там, в горах, среди снега с пятнами крови и горящих домов.

Это была удивительная режиссерская магия и было ясно, что плевал с высокой колокольни Эркенов на все правила, по которым создается кино для умных, тонких и понимающих в этом толк. Потому, что видна ему с его колокольни какая-то тайна, через которую он умеет без всяких правил делать такое кино, от которого плачут и искушенные, и простые.

То есть «Приказано забыть» это не просто запрещенный фильм, это хороший, запрещенный фильм. И только посмотрев его, можно оценить все нюансы запрета.

Как это было

Запрет, собственно, состоит из двух тезисов. Во-первых, «историческая фальшивка». Во-вторых, «разжигание межнациональной розни».

Начнем с фальшивки.
Главным источником информации о трагедии в Хайбахе был Дзияудин Мальсагов (бывший 1-м заместителем наркома юстиции ЧИАССР). По его утверждениям во время выселения он стал свидетелем трагедии в Галанчожском районе.  А в конюшне Хайбаха и  были собраны люди со всех хуторов   и других населенных пунктов Галанчожского района, которые не могли самостоятельно спуститься с гор. В основном больные, дети, старики и женщины.

Количество собранных в конюшне Д. Мальсагов оценил в 600—700 человек. Потом двери конюшни были закрыты и начальник Дальневосточного краевого управления НКВД, комиссар госбезопасности 3-го ранга Гвешиани, отдал приказ поджечь конюшню, а пытавшихся вырваться из огня людей расстреливать. Мальсагов и ещё один офицер, Громов, безуспешно пытались протестовать, и были под конвоем направлены в селение Малхасты.

Его слова подтверждаются самими местными жителями, в памяти которых эти события хорошо сохранились. Это, все-таки, была депортация, а не резня всех чеченцев поголовно и исчезновение нескольких сотен человек не могло остаться незамеченным для их земляков и родственников. До 2012 года был жив и единственный человек, которому удалось убежать из пылающей конюшни Мумади Эльгакаев.

Расследованием этих событий занималась специальная общественная комиссия под руководством офицера в отставке, руководителя поискового центра «Подвиг» Степана Кошурко, которая пришла к выводу, что факт имел место.

Наиболее сомнительное доказательство трагедии в Хайбахе, с которого начинается критика выводов комиссии Кошурко, якобы сохранившаяся телеграмма Михаила Гвешиани Лаврентию Берии: «Совершенно секретно. Наркому внутренних дел СССР тов. Л. П. Берия. Только для ваших глаз. В виду не транспортабельности и с целью неукоснительного выполнения в срок операции «Горы», вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах. Полковник Гвешиани»

Критики совершенно справедливо указывают, что Гвешиани был не полковником, а комиссаром госбезопасности 3-го ранга, операция, называлась не «Горы», а «Чечевица» и, наконец, формулировка «Только для ваших глаз» ни когда не использовалась в отечественном канцелярите, зато является калькой с устойчивого английского выражения «for your eyes only». Судя по всему, телеграмма безусловная фальшивка, сделанная наспех, скорее всего, в США.

Помимо этого критики ставят под сомнение рассказ Кошурко о  несостоявшейся попытке в начале 90-х выкрасть Гвешиани из Грузии. Поскольку похитители опоздали лет на… 25! Комиссар госбезопасности умер аж 1966.  Что это за попытка похищения, предпринятая через 25 после смерти?

В таком виде эта история появилась в одном из интервью Кошурко, но как удалось мне выяснить, визит в Грузию «похитителей» действительно был, но руководил этой группой не Кошурко, а сотрудничавший с ним Сейд-Селим Ахильгов. Он, конечно, знал о том, что Гвешиани давно мертв, и целью его была попытка найти родственников покойного чекиста и расспросить их на предмет того, не рассказывал ли он им что-либо об этих событиях. Ахильгов вспоминал, что действительно взял с собой пару парней покрепче, не не потому, что собирался кого-то похищать, он лишь опасался неадекватной реакции, мол, подумают, что ингуши мстить приехали…

Помимо Грузии родственники Гвешиани жили и в Москве их тоже нашли и опросили, однако результатов эти опросы не дали ни в Грузии, ни в Москве.
Видимо, Степан Кошурко,  рассказывая об этих поисках, несколько «романтизировал» действительность. Или просто подзабыл детали ситуации известной ему лишь со слов. Ведь  прошло много лет…

Собственно, на тему «является ли Хайбах исторической фальшивкой», я изложил все известные мне «про» и  «контра», дальнейшее это уже вопрос веры и политических предпочтений.

Это огонь памяти или разжигание межнациональной розни?..

Показательно, после показа, когда публике разрешили задавать вопросы режиссеру и продюсеру, а вопросы то все больше были вокруг запрета, какая-то интеллигентная московская дурочка, спросила, «а вы не боитесь, что, посмотрев этот фильм, потомки тех чеченцев пойдут мстить потомкам тех кто их сжег». Всерьез ей даже не стали отвечать. А вопрос как раз требовал серьезного ответа. Дурочка то просто озвучила министерскую позицию как бы от имени общественности, тут бы и разобрать, кто и кому должен мстить.

Безусловно, фильм построен на конфликте «хороших чеченцев» и «плохих …». А вот какова национальность плохих?
Там есть «плохой» Гвешиани, но он грузин, я сомневаюсь, что минкульт дошел до такого маразма, что убоялся стравливания чеченцев с грузинами. Там есть «плохой» энкеведешный опер, человек с мусульманским именем и на вопрос чеченского аксакала «какого ты рода, племени», отвечающий, «я из коммунистов».

Там есть русская докторша, которая прячет чеченцев от чекистов в больнице и погибает из-за этого.
Там есть русский солдат, который предупреждает чеченского старика о готовящейся депортации, «мы полгода назад карачаевцев депортировали, так там многие погибли, вы, главное, берите еды побольше…  Прости дед».

Там есть пара русских бойцов, уважительно глядящих на одноногого ветерана с медалью на груди, который в отчаянии играет на гармони, глядя вслед угоняемым по проселку соседям, и поет по-чеченски, «испейте эту горькую чашу до дна маленькими глотками».

- А с этим что делать? – спрашивает один.
- Да пусть себе фронтовик поет, – отвечает второй.
Там есть русский лейтенант, пустивший себе пулю в лоб, чтоб не выполнять изуверской команды Гвешиани.
Русские в этом фильме сами в шоке от поступающих приказов, они не понимают, как можно держать людей всю ночь в горах зимой под открытым небом, они пытаются хоть как-то помочь беременной чеченке, они не понимают почему их жертвы объявлены бандитами, «это же дети». Кто-то саботирует, кто-то в ступоре исполняет, бормоча, «Господи, прости за то, что творим».

Охреневшее государство

Русские в этом фильме тоже жертвы… Строго говоря, они в фильме куда более идеализированы, нежели есть на самом деле.

А фильм, тем не менее, построен на конфликте, да на таком, что кулаки сжимаются, когда смотришь, но не с русскими этот конфликт…

Этот конфликт с бездушным молохом, с тем, что в Коране называется тагутом, а если говорить прямо, то с охреневшим, слетевшим с катушек государством.

Государством, которое, в действительности, не более чем земное воплощение «князя мира сего» и которое, само по себе, тоже в известной степени скрытый принцип, а для соприкосновения с живыми людьми у него есть милиция, полиция, НКВД, ФСБ, Гвешиани, Шамановы и так далее.
Это за него убоялся господин Мединский, запрещая этот фильм, но постеснялся признать это прямо и попытался выдать за государство русский народ, хотя в действительности оно такой же враг русским, как и чеченцам и фильм этот об этом.

Тут, я бы хотел, чтоб меня поняли как можно более точно, государство не бывает плохим или хорошим, оно бывает плохим или очень плохим. Когда оно депортирует народы, это значит очень, а когда оно пытается выдать себя за народ, и запрещает не любить себя взахлеб, это значит, что опять очень.

Так, что фильм не только о давней трагедии, это еще и своевременный фильм, и минкульт, доработал этот второй план актуальности, так, чтоб даже дураку было понятно, можно сказать фильм сделан в соавторстве.
Своего рода исполнение обещанной когда-то господдержки.

Что будет дальше?

Кто-то из зрителей спросил режиссера, не хочет ли он выложить его в интернет, мол, как иначе люди смогут увидеть его? Хусейн Эркенов, ответил прямо, что фильм стоил больших денег и их надо как-то отбивать, планируется повозить фильм по фестивалям, провести экспертизу на экстремизм, и таки добиться разрешения на прокат.

Честно говоря, я не верю, что эти пляски шамана с бубном дадут результат, не те времена, чтоб авторитет каких-то там фестивалей смог прогнуть «Россию практически уже вставшую с колен». Но по мне это даже хорошо. Пусть люди сумеют пойти и посмотреть «Приказано забыть» вопреки всему. Тот кто, несмотря на запрет, увидит этот фильм, может приравнять этот акт неповиновения к плевку в мерзкое мурло «князя мира сего».