Невысокую, подвижную, издалека ее принимали за девочку-подростка. А те, кто говорили с ней в первый раз, находили ее рассуждения чистыми и искренними, как у детей. Сеть морщин в углах глаз, рта, ясный взгляд делали «портрет» ни на какой другой не похожим, запоминающимся.
Две соседки ее любили позлословить. Не со зла и не по обиде. Больше - по привычке. Но и от них, двух сплетниц, никогда и никто не слышал ни единого худого слова о соседке – Себиле.
Вечерами женщины заглядывали к Себиле с чем-то из того, что приготовили на ужин. Хозяйка же наливала чай, доставала бублики. Они у нее хранились в отдельной кастрюле. В ночь с четверга на пятницу, в виде садака раздавала их наравне с молоком, сладостями…
Два раза в неделю Себила ходила на рынок, продавала творог, молоко, масло. Другие женщины, торговавшие продуктами, часть вырученных денег сразу же тратили на гостинцы для детей – карамель, развесные финики, халву, пряники. Себила брала бублики, затем, дома уже, угощала ими гостей, совала в руки соседским детям. И все знали: дарить бублики – закон у Себилы, и он для нее – смысл жизни…
Потом, когда Себила умерла, и выразить соболезнование пришли сотни людей, многие сыну ее говорили, что помнят вкус бубликов, которыми она их в детстве потчевала. Никто не знал, почему преподносились бублики, а не что-то другое? И сын рассказал:
-В Казахстане это произошло, в ссылке. Мне лет семь было, младшей сестре – чуть больше года. Она болела. Медленно угасала у нас на глазах. Я не мог смотреть на это, поэтому с утра уходил из дому, к дороге, проходящей за околицей села. Садился и ждал, когда проедет машина. В одно утро, когда я прибежал на «свое» место, на дороге стояла машина, и шофер занимался ремонтом. Я сел на землю, стал наблюдать. Шофер, обращаясь ко мне, что-то сказал, но я русского языка не знал, ни слова не понял. Тогда он подозвал меня жестом, я подошел и какое-то время крутился около него, подавая то, на что он указывал пальцем. Затем он завел машину, поманил меня пальцем и протянул бублик. У меня во рту больше суток ничего не было, но я сунул бублик за пазуху, побежал домой, отдал маме. Она протянула бублик сестренке, а она продела в него руку. Дня через три она умерла с бубликом на руке. Когда по возвращении из ссылки мама стала покупать и раздавать бублики, я понял, почему она это делает. Она так приглушала боль утраты, испытанную в Казахстане, и продолжала молиться за человека, который – один на всем свете – пожалел ее единственного сына в тяжелейший для всех чеченцев период…
Абдул Ицлаев
|
