Осенью 1957 года две чеченские семьи оставили дома в г. Семипалатинске и вылетели в Москву, оттуда – в Нальчик. Через день они были в Чечено-Ингушетии, в селе в пяти километрах от Урус-Мартана.
Село – Гойское – было переименовано. Теперь оно называлось Новым Хутором. Сельский совет располагался в соседнем селе – Привольном, бывшем Алхазурово.
Чеченцы пришли в дом на берегу реки Гойтинка. Их встретил аварец – Хасбулат Юсупов. Он был раздражен тем, что неизвестные без спросу ввалились к нему во двор.
-Мы не к тебе пришли, - сказали ему. – Мы вернулись в свой дом.
Чеченцев было одиннадцать человек: шестеро взрослых и пятеро детей. Старшими были мои бабушка, дядя и отец, а я – младшим, шести месяцев от роду.
Хасбулат оказался двоеженцем. Он, как выяснилось, исполнял и обязанности муллы. Он долго не хотел вести какие-либо «переговоры» о возвращении дома. Мой дядя, говорят, злился и грозился освободить дом силой. Драки между вернувшимися из 13-летней ссылки чеченцами и жившими в их домах «поселенцами», как оказалось, уже случались как в Гойском, так и в соседних селах.
Хасбулат жаловался властям, власти давили на дядю и отца, обещая вместе с семьями отправить обратно, в Казахстан. Ситуацию эти угрозы не разрядили, и Хасбулат, наконец, заявил, что просто передать дом не может, но согласен продать. Назвал сумму. Тех денег, что оставались на руках, не хватало, и отец продал свои сапоги, куртку, часы... Этот эпизод моя мать вспоминала с негодованием и много лет спустя: «Будь он неладен, этот Хасбулат, из-за него мы в предзимье остались без гроша в кармане…».
Все сделки между собой чеченцы и тогда, и позже совершали при свидетелях, не оформляя бумаг. Хасбулат, постоянно жаловавшийся, не стеснявшийся в выборе средств для достижения цели, доверия не вызывал, и сделка с ним была закреплена договором купли-продажи…
Я помню тот дом. Он простоял до середины 70-х годов. В нем до конца дней своих жила моя бабушка. Под окнами стояли яблони и сливы, посаженные дедом, умершим 1 февраля 1946 года на чужбине, в выселении…
Абдул Ицлаев
|